Ноябрьское утро было пасмурным и туманным. Маленький провинциальный городок выглядел заброшенным – ни движения, ни звуков. Иван продвигался в тумане, ощущая себя единственным живым существом во Вселенной, и от этого ему было странно и тревожно. Он глотнул горячего кофе из бумажного стаканчика, и жизнь снова заструилась по венам. Из тумана навстречу выступило массивное хмурое здание городской полиции. Почему-то в ноябре оно смотрелось еще кошмарнее. Ноябрь-гноябрь, подумал Иван, скорее бы ты закончился.
Он ворвался в отдел, на ходу срывая с себя влажную куртку и шарф. Иван отпросился у шефа только на час, а прошло уже все полтора. Рабочее место напоминало улей – десятки коллег, точно встревоженные пчелы, носились по коридору с озабоченным видом, разговаривая друг с другом, болтая по телефону или просто шурша документами. Будничная картина притупила волнение, и Иван размеренным шагом вошел в кабинет.
Там уже сидели его напарник Жорка и стажер Леня. Оба с задумчивым видом звонко колошматили ложечками внутри кружек с кофе, создавая в кабинете постоянный уровень шума. Жора мрачно посмотрел на вошедшего напарника и сделал вид, что падает на колени:
– Здравствуйте, бояре! А мы уже и не ждали!
Иван повесил куртку на вешалку, кинул портфель на стул и отправился к маленькому столику в углу сделать себе еще кофе.
– Не ворчи, Жорка, я и так в загоне! Всю ночь не спал. Надо еще кофе выпить.
– Будет тебе и ванна, и кофе, и какава с чаем, – мрачно отозвался Жорка. – Чего опять?
– Жена и сын заболели. У обоих температура, рвота, у мелкого понос для кучи. Насчет жены не уверен, – задумался Иван, – может и она грешна… Всю ночь и утро, пока теща не приехала, бегал между ними с тазиком и ведрами. Но все равно, квартире теперь конец. Проще сжечь, чем отмыть, – усмехнулся он. – А что тут у вас?
– А у нас в квартире газ! – огрызнулся Жорка. – Шеф с утра орал так, что в доме напротив у беременных воды массово отошли. И знаешь, что обидно, Вань? Ну, вот ладно, он нас всегда дебилами и идиотами обзывал! Но ведь сегодня он превзошел себя самого! Он назвал нас олигофренами и этими, – Женька нетерпеливо пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить слово.
– Имбецилами, – услужливо подсказал Леня.
– Во! Во! – воскликнул Жорка. – Точно! Имбецилами! Прикинь?
– Да не расстраивайся ты так, – Иван налил себе горячего кофе и с наслаждением сделал глоток, – это практически одно и тоже. Олигофрения – это слабоумие, а дебильность, имбецильность и идиотия – всего лишь его стадии. Вообще-то, шеф тебя повысил, если после идиота назвал имбецилом. Идиотия – это последняя стадия.
Жорка надулся, лицо его пошло красными пятнами:
– Слабоумие, значит? Вот пусть сам едет на вызов и ковыряется в новом трупе!
Иван вскочил, опрокинув стул.
– Скажи, что это не то, что я думаю!
– Именно то! – Жорка скривился. – Шефу прям во время оперативки позвонили, он аж позеленел. Я только тебя и ждал, чтобы поехать на место вдвоем. Минут десять назад сообщили.
– Черт, черт, черт! Пятый труп! Я надеялся, это закончилось! Ведь почти месяц прошел! Чертов серийный ублюдок не угомонится, – безнадежно простонал Иван и потер виски, – а это значит, нас отымеют сверху, сбоку и снизу, пока мы будем этого ублюдка искать.