Москва загорается
С часу на час ожидали французов, последние обозы покидали Москву, а по улицам сновали подозрительные люди, сильно смахивающие на мародеров. Из каких нор и щелей они выползли в это смутное время – неизвестно, но страха в их наглых сверкающих глазах не было. Из разверстой подворотни слышались стоны умирающих солдат. Им суждено было умереть на чужом дворе, без воды и перевязок, без защиты от врага, без последнего причастия. В их слабеющие голоса резко врывался хохот какого-то безумца, выпущенного на свободу из дома умалишенных.
В это погожее сентябрьское утро графиня Антонина Романовна Мещерская упорно искала мужа. Она почти отчаялась и все чаще прикладывала к вискам платок, смоченный одеколоном. Не помогало. Гонцы, разосланные по всей Москве, возвращались или с вестями настолько бестолковыми, что их и понять нельзя, или пьяными – повсюду были разбиты винные погреба. А то приходили вовсе без вестей. Однако надежды она не теряла. «Отчаиваться грех! – Графиня снова растерла платком ноющие виски, поправила седеющие волосы под кружевным чепцом. – Я – жена и мать! И если суждено мне будет носить траур, я надену его, только когда увижу графа мертвым. А он…» Мальчишка Шуваловых сказывал недавно, что видел Дениса Ивановича Мещерского тяжело раненным, без сознания. Будто бы везли его к Донскому монастырю. Сама графиня Шувалова отбыла в деревню еще пятого дня, не дождавшись вестей об исходе Бородинского сражения. «От страху-то речей лишилась, – с презрением подумала Мещерская. – Сына даже не дождалась. Польстятся на нее французы – как же! Всегда была блажная!»
Сын Шуваловой, граф Евгений, служил при штабе Барклая и, отступая вместе с армией, уже не застал матушки в Москве, однако ж повидался с Мещерскими. Антонина Романовна угостила его, как смогла. Просила прощения за скромный стол, накрытый кое-как, всплакнула даже – ей ли, хлебосольной московской хозяйке, так принимать гостя! Вот уж времена настали – ни подать, ни принять некому… Молодой граф удивлялся, зачем Денис Иванович ушел с ополчением, когда другие в это время увозили своих домочадцев подальше от войны? «Он не верил, что Москву оставят! – в слезах оправдывала мужа Антонина Романовна. – Не желал в это верить, голубчик мой!»
Да, еще недавно многие не верили, обманутые бодрыми афишками генерал-губернатора Ростопчина, призывавшего не покидать Первопрестольной. Ведь уверяли все – и царь, и Кутузов, что Москвы не сдадут. И вот… Ох, как была права ее институтская подруга Олсуфьева! «Какая же ты легковерная, Тоня! – выговаривала она еще весной. – Охота тебе слушать этого краснобая Ростопчина! Он только людей морочит, умней Господа Бога хочет быть. Говорю тебе, уезжай, а то поздно будет, все из Москвы забирай!..» Деревня их всего в тридцати верстах от города. Отправили бы туда имущество, целее было бы… Так ведь Денис Иванович ничего слышать не хотел. «Ежели Москва не уцелеет, где уцелеть деревне! – И, обняв на прощание супругу, добавил: – Не до того теперь, матушка… Право, не до того… Оставим все, как есть, Бог поможет». Сколотил из дворовых людей небольшой отряд, на собственные деньги обмундировал и вооружил своих крепостных и отправился воевать. В глаза его называли героем, за глаза – чудаком.