Было очень холодно, из дверей автобуса дуло, из окна дуло. На улице стоял крепкий мороз. Человек кутался в телогрейку, засовывая покрасневшие руки поглубже в карманы. Тряслись и все остальные. Печка автобуса еле-еле теплилась, грела она пространство только возле водителя, салон страдал, но ехал. Нужно было на работу. Снова и снова. На работу, на завод. Собирать глобусы. Кому они вообще нужны эти пластиковые глобусы? Какие-то счастливые детишки будут тыкать маленькими пальчиками в глобус, ища на нём Аргентину или Марокко. А что потом? Кому от этого легче?
Человек был одет в телогрейку с номером 15500 на спине и груди. Он знал своё имя, но не говорил его никому. Даже солдаты, приближаясь к нему на улице, светя фонарями в лицо, спрашивали только номер. А имя его уже никому было и не нужно. Но человек знал одно: в этом ледяном городе, увешанном тысячами камер, тысячами модулей биометрической фиксации, он один понимает, для чего всё это.
Остальные ехали молча. Скрипел тормозами раздолбанный советский автобус. Его чинили там же, в гаражах завода по производству глобусов. Запчасти собирали по сусекам, ибо купить новый автобус совершенно не хватало денег. Водитель имел порядковый номер 1234, такой себе красивый номер, как бы говорили в прошлой жизни. Но тут, в ледяном аду, даже самый красивый номер – 1, и то имеет те же самые права, что и последний. Кстати, какой последний? Наверное, 19999? Что-то такое говорил Директор, выйдя тогда на балкон завода. Население этого потерянного в лесотундре городка раньше было приблизительно таким. Потом был распад Советского Союза, потом долгие десятилетия вставания с колен. А вот сейчас мы тут. Возрождаем лесотундру. Производим никому вообще не нужные глобусы, пластиковые шашки, неваляшки и другую детскую хрень. А самое обидное – это бессмысленное существование продолжится и впредь. И никуда от него не деться.
Автобус подъехал к остановке. На выходе из него стояла камера, нужно было подойти, посмотреть в неё, считывался по биометрии проезд. Биометрический контроль и старый убитый автобус – очень контрастное соседство.
– Опять подорожало, – проскрипела тётка, кутаясь в серые платки, с номером 1890.
– Бензин дорогой, конечно, – сказал водитель, – а где дешевеет?
– Со свету сжить хотят, – сболтнул человек в очках, лет 70, с номером 302.
– Триста второй! – прозвучало из репродуктора, – вам предупреждение! Второе предупреждение за сегодня!
– Слушают… – тихо сказал номер 302.
– Микрофоны везде, – также тихо проговорил его сосед, номер 15500.
– А дома? Дома тоже слушают? – непонимающе посмотрел 302 в глаза своему соседу.
Номер 15500 скучно почесался, ответил собеседнику:
– Дома только туалет и ванная пригодны для собственных мыслей. Если вы живёте парой, то на два часа выключают ночью микрофоны в спальне.
– Но у меня комната… В коммуналке… Это старый барак, с общей кухней, где бегают такие тараканы, как слоны. И какая у меня может быть свобода мыслей в этой конуре?
– Недавно приехали?
Номер 302 замялся, было видно, что он новичок:
– Ну да… Всего три дня… Не могу привыкнуть к этому ужасу.