«Царев человек». – Фальшивый изумруд и поддельный полковник
Ельник, что тянулся вдоль большой дороги, был настолько стар и гнил, что не нашлось охотника выкупить его у разорившегося барина. Суд отобрал его в казну. Лес было решено пустить на дрова, а вырученной от продажи дров суммой покрыть часть долгов. Об этом в первую очередь был извещен староста деревни Епифан Скотников, так как управляющий имением находился в бегах. Проворный немец, почуяв, что запахло жареным, прихватил последние денежки своего хозяина и был таков.
Староста, щуплый на вид, «дохлехонький» мужичок, с жиденькой в три волоска бороденкой, пригласил к себе братьев Никитиных, местных деревенских лесорубов, и сказал им, лукаво прищурив маленькие наглые глазки:
– Зачните рубить ельник-от не со стороны деревни, а зайдите с Большой дороги…
– А нам какая в том корысть, две версты лишних по кочкам ноги бить? – грубо оборвал старший брат Демьян, сильно недолюбливавший старосту за его оборотистость и хитроумие. Тот ссужал земляков деньгами и мукой за безбожные проценты.
– Нам не расчет кажный день крюк давать, домой и к ужину не поспеем, не то что к обеду! – подхватил младший брат Потап.
– Да выслушайте-от сперва, прежде чем ерепениться!
Скотников знал, что Демьян его прилюдно называет «жидомором» и «кровососом», однако ничего до сих пор против него не предпринял, потому как побаивался. Старший Никитин слыл на деревне колдуном. Пустые языки трепали, будто он может увидеть прошлое и будущее человека, едва лишь на него глянув. Практичный и расчетливый Епифан Скотников не сильно россказням верил, однако предпочитал не злить Демьяна.
– Через три дня сюда понаедет-от начальство, – сообщил он, – пригонят из управы приставов. Начнут ельник-от мерить да усчитывать…
– А тебе-то чего? Твой он, что ль? – все еще не понимал Демьян.
– А вот чего, – снова прищурил глазки Скотников. – У нас-от ноне всего три дня, не боле. Надыть свезти дрова на двор лесничему Петру Селянину. Его изба как раз стоит-от на отшибе, у Большой дороги.
– Упрятать хошь от начальства? – с презрительной усмешкой бросил старший Никитин.
– Ясно дело, – подхватил Потап. В деревне его считали немного придурковатым, не имевшим своего ума. Лет ему уже было за тридцать, но до сих пор он во всем и всегда слушал и поддерживал старшего брата и жил его мозгами. – А после продаст, а барышом поделится с лесничим!
Обрадовавшись собственной догадке, Потап даже хлопнул в ладоши.
– Небось, не впервой у барина воровать? – все больше злился Демьян.
– Да уж, как липку, бедненького обобрал-от! – рассмеялся староста. – В одних подштанниках по миру пустил гуляти!
Братья не понимали шуток и потому недоуменно переглядывались, внимая «злодею». Отсмеявшись в полном одиночестве, Епифан Скотников строго посмотрел на Демьяна и, погрозив ему пальцем, сказал:
– Ты мне это брось! Барин наш сам себя обворовал-от картежной игрой и прочими-от соблазнами. Ему ноне от тюрьмы никак не отвертеться. А нам-от, неповинным холопам его, придется зиму без дров куковать.
Староста сделал паузу, чтобы посмотреть на реакцию братьев. Демьян сохранил лицо неподвижным, а Потап напротив: раскрыл от удивления рот, выпучил глаза и ударил себя кулаком по лбу.