Читать Ночь

Они сидели на наружном подоконнике спальни, который выходил на балкон.

– Завтра уже ничего не будет, – печально и мрачно тихо сказала девушка. Молчание. Панорамное окно балкона открыто полностью, с ночной улицы лилась прохлада с сухостью. Она повернулась и пристально посмотрела на своего молодого человека.

– Ты ведь ненавидишь их? – спросил он. – Тайно, твёрдо, упрямо и беспощадно.

– Ненавижу, – спокойно согласилась девушка, кивнув. – Но не потому, что мне жаль нас.

Она глянула в окно. За ним свежо, холодно, темно; пальцы двух молодых людей встретились под сиреневым пледом в розовую клетку. Коснулись кончиками и замерли. Девушка (ее кофейные неопрятные волосы были с седыми прядями) продолжила:

– Мне жаль этот город.

– Выйдем завтра до рассвета смотреть и курить, Jenya? – спросил парень. Это было утешение в ответ на слова Jenyi. Она сказала, что будет темно, и им лучше выходить после того, как начнётся рассвет.

Инженерам нельзя курить. Курить нельзя всем, кто связан с космическими работами или касается их. Они оба – молодые инженеры проекта «Орхидея», оба строили внутреннюю бытовую часть планетолета с самого выпуска из высшей школы. Два с половиной года. И вот кончается шестой день, как им курить можно: они завершили свою работу.

– Хитц, – чуть слышно, будто болезненно говорит девушка. – Подай, пожалуйста, ещё один плед.

Хитц ничего не спрашивает, вытаскивает с полки в деревянном стеллаже второй плед, на том, помимо сиреневых и розовых, ещё чёрные клетки. Темно, но Jenya странно вглядывается в эти клетки, пока распрямляет плед перед тем, как набросить его на их худые, но не узкие, сильные спины. Набросив плед, она ближе прижимается к Хитцу, обхватив его локоть.

– Ты знаешь, если бы город был чёрным, если бы все дома делали из панелей цвета сажи, мы бы все видели правду. Но, когда живёшь в таком благодушно устроенном месте, тебе кажется… что так должно быть, что ты счастлив.

Хитц молчит. Она понимает, почему: он пытается увидеть ее слова. Увидеть дневной город в сильной темноте, а затем покрасить его в цвет сажи, нефти, проводов и угля. Дальний небоскрёб напротив светит слабыми и редкими бело-желтыми огнями. Им повезло: между их и соседним домом лежит потребительский квартал с заниженными зданиями, и их окна на двадцать первом этаже предоставлены пространству.

– А вот: посмотри на плед, – говорит вдруг в тишине светловолосая Jenya. Хитц следует совету, пытаясь разглядеть клетки, однако они все сплываются у него в глазах в одну точку. – Я только сейчас это поняла. А может, сегодня. Я вижу белый город, дневной, яркий, бледный, белёсый.

– А я, моя милая Jenya, вижу только мрак. Как они сливают всё светлое, что здесь есть, в одну яму, полную мрака, и всё превращается во мрак.

– Хитц, – напряжённо и испуганно начинает Jenya, вспомнив что-то ужасное. – Ты так и не сказал родителям?

Он понуро покачал головой:

– Я им обещал, что мы успеем уехать. Я до последнего думал, что мы уедем. А теперь… что я им скажу? Что всё кончено? Что мы погибаем из-за того, что слишком поздно спохватились, что не смогли забронировать жильё из-за нехватки мест, что подали заявку две недели назад? Это причинит гораздо больше страданий, нежели уведомление о смерти. Ведь мы все эти годы знали, чего ждать. Мы с самого начала жили здесь с этим.