Скучно Афоне жить на свете. Отец его на войне, мать с утра до вечера работает в колхозе на молочной ферме, а дедушка Тит спит на печке. Он и днем спит, и ночью спит, а утром, когда просыпается и ест кашу с молоком, он тоже дремлет.
– Дедушка, ты не спи, ты уж выспался, – сказал нынче утром Афоня дедушке.
– Не буду, Афонюшка, я не буду, – ответил дед. – Я лежать буду и на тебя глядеть.
– А зачем ты глаза закрываешь и со мной ничего не говоришь? – спросил тогда Афоня.
– Нынче я не буду глаза смежать, – обещал дедушка Тит. – Нынче я на свет буду смотреть.
– А отчего ты спишь, а я нет?
– Мне годов много, Афонюшка… Мне без трех девяносто будет, глаза уж сами жмурятся.
– А тебе ведь темно спать, – говорил Афоня. – На дворе солнце горит, там трава растет, а ты спишь, ничего не видишь.
– Да я уж все видел, Афонюшка.
– А отчего у тебя глаза белые и слезы в них плачут?
– Они выцвели, Афонюшка, они от света выцвели и слабые стали; мне глядеть ведь долго пришлось.
Афоня осмотрел деда, какой он есть. В бороде деда были хлебные крошки, и там жил еще один комарик. Афоня встал на лавку, выбрал все крошки из бороды у деда, а комарика прогнал оттуда – пусть живет отдельно. Руки дедушки лежали на столе; они были большие, кожа на них стала как кора на дереве, и под кожей видны были толстые черные жилы, эти руки много земли испахали.
Афоня поглядел в глаза деду. Глаза его были открыты, но смотрели равнодушно, не видя ничего, и в каждом глазу светилась большая капля слезы.
– Не спи, дедушка! – попросил Афоня…
Но дедушка уже спал. Мать подсадила его, сонного, на печку, укрыла одеялом и ушла работать. Афоня же остался один в избе, и опять ему скучно стало. Он ходил вокруг деревянного стола, смотрел на мух, которые окружили на полу хлебную крошку, упавшую из бороды деда, и ели ее; потом Афоня подходил к печке, слушал, как дышит там спящий дед, смотрел через окно на пустую улицу и снова ходил вокруг стола, не зная, что делать.
Конец ознакомительного фрагмента.