Жизнь пережить – не поле перейти!
Не знаю, до конца мне далеко ли?..
Но, вспомнив прошлое на жизненном пути,
Я оглянусь на пройденное поле!..
Давно, очень давно собирался я написать нечто вроде мемуаров, записок или так называемую автобиографию. Между тем время уходило, а с ним вместе многое уже забылось, затерялось, изгладилось в моей памяти… Память старого актера – уезженная кляча!.. Какой дубовой прозы, каких свинцовых стихов не случалось перевозить ей в ее коловоротной работе…
Исполнению давнишнего моего желания, кроме природной лени, препятствовала мысль: не будет ли сквозь эту болтовню проглядывать мое мелочное самолюбьишко и не слишком ли часто будет являться мое «я» на первом плане? Потом, будут ли любопытны для читателей (буде таковые найдутся) «Записки» довольно односторонние, весь этот сценический калейдоскоп, все эти закулисные мелочи, дрязги, интриги и проч.? Меня при этом, однако же, успокаивает сознание, что мне на моей полувековой службе случалось иметь соприкосновения с такими лицами, рассказы о которых авось и выкупят скуку, нагоняемую на читателя моим однообразным «я».
И я принялся за свои бесконечные записки. Этот эпитет требует пояснения.
Над каждой из моих театральных пьес (а я их написал около семидесяти) приятно мне бывало поставить вожделенное словечко конец. Дурно ли, хорошо ли – да баста! – кончил. Иногда мне случалось при этом ощущать чувство носильщика, сбрасывающего с плеч восьмипудовую ношу («Вы и писали-то, может быть, с плеча?» – заметит иной). Под этими же «Записками» – увы! – мне не придется подписать вышеупомянутого слова по той весьма уважительной причине, что я решился продолжать их до конца моей жизни. Когда же автор доживет до конца – дело закрытое; но ему все-таки не удастся подписать этого слова под своими «Записками». На каком же рассказе, на каком периоде или на какой фразе оборвется моя жизненная нить? Бог весть, а «Записки» все-таки останутся без конца.
Начнем же свои бесконечные «Записки».
П.К.
Каменный остров,
лето 1873 года
Отец мой Андрей Васильевич и мать Александра Дмитриевна были артисты Императорских театров; они оба воспитывались в Театральном училище, которое в царствование Екатерины II находилось подле Зимнего дворца (где теперь Преображенские казармы); это здание в то время называлось Лейб-кампанским домом.
Отец мой, поступив в училище, занимался балетом и был любимым учеником балетмейстера Канциани, который надеялся сделать из него отличного танцора. Отец даже дебютировал с успехом в одном балете, но впоследствии страсть к драматическому искусству взяла верх и он начал хлопотать о переводе из одной труппы в другую.
Тогда учителем декламации был Иван Афанасьевич Дмитревский, который и принял отца под свое покровительство. Таким образом, по выходе из училища отец мой поступил в драматическую труппу и занял роли птиметров, как в то время называли амплуа молодых повес и щеголей.
Матушка моя в самый день своего выхода из училища (в 1794 году) вышла замуж; ее прямо из школы повезли к венцу. Она была тоже ученица Дмитревского и отчасти актера Крутицкого, о котором всегда отзывалась с большим уважением. По ее словам, этот артист был с огромным талантом и вполне добрый и умный человек.