Жил на свете парень. Поглядеть на него, так ничем не приметный – и умом не быстрый, и в работе не ловкий, а вот на дудочке или на другом чем сыграть – великий был мастер. За то и прозвали его люди – Музы́ка, а про настоящее его имя, отцом-матерью данное, совсем позабыли.
Еще когда малым хло́пчиком[1] он был, пошлют его волов пасти, а он смастерит себе из лозы дудочку да так заиграет, что волы и те заслушаются, развесят уши и стоят, точно их кто околдовал.
А то пойдет Музыка в ночное. На дворе лето, ночи тёплые, аж пари́т. Приведут хлопцы и девки коней на луг, пляшут, смеются, песни поют. Ведомо, молодость! Ей всегда весело!
А Музыка как заиграет на своей дудочке, все разом и притихнут. И сдаётся, словно какая сладость в сердце входит, словно какая сила подхватывает и несёт, и несёт всё выше и выше, к ясным зорькам, в чистое синее широкое небо.
Сидят парни и девки тихо-претихо. Сидят и слушают. И ведь всю бы жизнь так сидели, всё бы слушали, как Музыка играет!
Вот замолчит он. Никто ворохнуться не смеет, как бы только голос тот не спугнуть, что поёт-рассыпается по лугам и дубравам, по земле стелется, в небе звенит. Все птахи лесные примолкнут. Уж на что лягушки болтливы, так даже они замолчат, вылезут из своего болота и сидят на кочках словно неживые.
А то вдруг заиграет Музыка протяжно, жалостливо. Заплачут тогда и лес, и дубрава, откуда ни возьмись, хмурки набегут, с неба слёзы польются.
Идут мужики и бабы домой – после целого-то дня работы, – заслышат ту музыку и остановятся. И уж такая разберёт их жалость, что даже мужики – старые, бородатые – и те в голос заплачут.
Конец ознакомительного фрагмента.