Этот мир, увиденный уже не глазами человека, но ангельским взором, возможно, и есть моя настоящая жизненная задача.
Р. М. Рильке
Предлагаемая книга вдохновлена провидческими озарениями раннего, экзальтированного Рильке, полного пробуждения и весны, «белокурой юности» и восходящих творческих соков, и задумана как тетрадь с «зарисовками» и «этюдами» поэта, в которых он предстаёт не только как художник слова, но и как духовидец с ангельским взором, провозвестник нового мирового сезона – преизобильного, плодоносящего Лета, которое грядёт на смену праздничной Весны, пережитой когда-то человечеством.
Сборник включает фрагменты из «Флорентийского дневника», «Часослова», и некоторых других сочинений поэта, а также многочисленные выдержки из его писем, преимущественно довоенной поры, и местами представляет собой причудливую мозаику текстов, из которой каждый читатель может извлечь свои собственные смыслы и свой собственный сюжет. К примеру, несмотря на то, что Рильке не придерживался каких-то определённых религиозных убеждений, по интонации одни этюды невольно вызывают в памяти… душеспасительные «цветочки» святого Франциска, а другие так и хочется сравнить… с нравоучениями августинского исповедника.
Перелистывая эту тетрадь, не следует думать, что овеянный мечтательной нежностью и целомудренной прохладой Рильке уже в готовом виде появился на свет в качестве поэта и словно вечно цветущий юноша с вьющимися волосами только что сошёл к нам с восхитительных полотен эпохи Возрождения.
Мы знаем и другого Рильке, – подобного слабому цветку, прихваченному весенними заморозками: отчаявшегося и потерянного, без какого либо духовного ориентира в жизни, «мертвеца в заброшенном склепе», «блудного сына», шатающегося по уродливым закоулкам Парижа, а ещё как отвернувшегося от мира, замкнувшегося в себе творца – с «сердцем, превратившемся в лёд», – молчальника военной поры.
Важно отметить, что несмотря на столь противоречивые душевные переживания поэта, которые постоянно обострялись на фоне его вечно неустроенной жизни, он ни разу не изменил себе и стойко продолжал «путь тех, кто жил по велению сердца» – более того, в неустанном и дерзновенном преодолении себя, он нашёл в себе силы для такого внутреннего преображения, что смог пережить и Весну, чтобы войти в Лето, чью великую славу он и был призван провозгласить. Разве, к примеру, «Сонеты к Орфею», снизошедшие на позднего Рильке, обретшего в замке Мюзот совершенное единство с собой и ступившего в мир «с чашей хвалебной, полной плодов», не говорят нам красноречиво об этом? А потому, читая даже раннего Рильке, самозабвенно воспевающего свою богоизбранность