Пролог
Прохор Палыч Лебёдкин всегда и везде был в центре внимания. Это потому, что его было много. Очень много. Так много, что обнять его было непросто. И обойти. И мимо проскочить. Шутка ли? Масса тела к полутора центнерам приближалась. При этом чувствовал себя очень даже неплохо. Неизменно излучал радость и оптимизм. За это его приближало начальство, уважали коллеги, любили друзья.
А вот семьей к своим сорока с гаком весельчак так и не обзавелся. Не любил себя ограничивать клятвами и обещаниями. Привык быть хозяином обстоятельств. Поэтому, в свое время, и выбрал профессию сотрудника государственной автоинспекции. А что? Пять минут на построении перед командирами с умным видом постоял, а потом на дорогу едешь, где царь и бог. Стоишь себе, палку в руках вертишь…
Вот и достоялся до капитана. А там уже и стоять нужды не было. Натаскал напарника – молодого лейтенантика. Тот зеленый еще, но дело свое знает. Гаишник от бога. Издалека видит, если кто ремнем не пристегнулся, или с похмелья за руль сел. Тормозит он такого, да в кабину к Прохору Палычу присаживает. А уж там разговор короткий…
Вот и в тот день они аккурат на Новослободской стояли. Место там глухое. Промзона. А машины нет-нет, да колесят. Объезжают улицы, на которых народу с полосатыми жезлами пруд пруди. Объезжают, значит, рыльца в пушку… Это была его собственная Прохоропалычная хитрость. Не раз и не два удачно они в этой заводи рыбачили. Но в тот день долго не клевало. Третий час пошел. Уже и смене скоро конец, а улова ни на грамм. Хотел было Прохор Палыч скомандовать своему зеленому, чтобы весла сушил, да тут движение на трассе обозначилось. Десятка раздолбанная покатила, а заметив наряд, засуетилась. Да только некуда ей было сворачивать. Попалась. Махнул молодой жезлом своим, «Ладушка» дернулась, да перед автомобилем служебным заглохла. Кстати очень. Оттуда очкарик вышел. Пошатываясь.
От такой удачи у Прохора Палыча аж руки зачесались, причем обе. А уж когда водила к нему в салон сел… Обдало стекла поветрием алкогольным. Да так, что они вмиг запотели. А ведь не зима. Чай май на носу.
– Нус! В трубочку дышать будем, али так поговорим? – произнес довольный Прохор Палыч, выкладывая на живот бланки протоколов. Он у него большой был. Аккурат в руль упирался. Капитан шутил, что момон ему заместо стола письменного.
Очкарик голову повесил, руки задрожали, чуть не плачет.
– Давайте, – говорит. – Сразу разговаривать. А сам из сжатого кулачка пару пальцев достает и показывает.
Гаишник откашлялся и головой замотал.
– Дело, – говорит, – Сурьезное. Тут думать надо, – кулаки сжимает и две пятерни выбрасывает.
Очкарик, аж в кресло вжался.
– В первый и в последний раз без ремня еду… – бурчит. – И вместо двух кулаков один разжимает.
Понял Прохор Палыч, что больше у этого задохлика вытянуть не выйдет. И сам не бог весть как одет. И машинка, чего скрывать, на ладан дышит. Махнул он рукой, да папку, которая у него купюроприемником значилась, раскрыл. Это на тот случай, если деньги, не дай бог, меченными окажутся. Чтобы на руках следов не осталось. Очкарик по карманам пошарил, да стал мятые бумажки оттуда доставать. Зеленые, красные, разные. Вроде как все почти в папку сунул, а последнюю, вот уж растяпа, на пузо капитану уронил. Сгреб ее Прохор Палыч потной ладошкой к остальным, и документы протягивает.