«Язык влюбленного – немой, глазам видно, душе известно».
Казахская пословица.
– Не видели мои штаны?
Нельзя сказать, что Алихан заносчив и безапелляционен. Однако многие, впервые встретившись с ним, будут вынуждены не согласиться. «Грубиян и хам» – под таким лозунгом его встречало общество, стоило тому вынужденно прыгнуть в его самую толщу. Он был всего лишь в силу избалованности резок, в силу остроты ума способен задеть за живое и время от времени рассчитывал на всеобщее превосходство.
Алихан не имел привычки жаловаться или мазать диалог жирным слоем скрытого недовольства. Он выражался прямо, порой даже слишком. И если бы не глубокие познания в искусстве и культуре, он бы с лёгкостью прослыл местным дурачком, говорящим всё, что взбредет на ум. Алихан просто устал и, если так можно выразиться, запутался в собственном предназначении.
Лёжа на застеленном диване одного из приятелей после ночи в кругу выпивки, Алихан лениво размышлял: чем убить себя завтра, не так мучительно, но достаточно эффектно. Несомненно, помирать он не собирался, но каждому человеку так или иначе на ум приходят такие мысли. Варьируется лишь частота и степень изощренности этих самых мыслей.
– Видели мои штаны или нет, черт возьми? Не могли же они исчезнуть. – Каир демонстрировал всем свои серые безликие боксеры. Бывает и так: белье с лейблами и кружевами имеет явственный характер, а такие, как у Каира – из дешевого материала, неприятного серого цвета да ещё и с катышками на ягодицах имели с ним чертовски мало общего. Вид у их обладателя был как у сурового бродяги… которого, к тому же, долго морили голодом. – Или они уже на ком-то из вас?
На друзей участники сегодняшней утренней сказки тянули со значительными оговорками, так… собутыльники. В компании их было четверо, иногда пятеро парней (количество зависело от дня недели, сезона и миграции тюленей в Южном океане). Особых чувств ни к кому из них Алихан не питал. За исключением Каира – тот всё же вызывал легкое раздражение.
– Возле русалки, – ответил тому студент по имени Султан, обычно не переносивший расспросов и пустых обвинений.
Магистр фармацевтики, не планировавший использовать полученные знания, и чьё имя всегда казалось Алихану нелепым (Абинас), закинув одну ногу на другую, терроризировал сотовый.
– Вчера мне написала старая подруга, – торжественно поставил он всех в известность. – Хотите посмотреть? Зачётная.
Сотовый начал свое путешествие по рукам и дошел до Алихана с явным опозданием.
– Красивая… – заметил он. – Для тебя, пожалуй, даже слишком.
– Да ну тебя. – Абинас с нескрываемой обидой забрал телефон обратно и прислонил его к груди.
Алихан поднялся с постели – квартира самая обыкновенная, как сотни других таких же в недорогом Сарыаркинском районе. Там, где Каир отыскал свои джинсы, стояли ваза с каланхоэ и статуэтка, названная Султаном русалкой.
– Это не русалка, – Алихан вяло повертел её в руках, но говорил громко, чтобы Султан мог его слышать. – А Венера с картины Боттичелли.
– И зачем мне эта информация? – спросил тот.
– Для общей культурной осведомленности.
– Это мне все равно ничего не дает.
– Ну и оставайся балбесом. – Алихан вернул Венеру на полку, оделся и, не попрощавшись (как, впрочем, и всегда) вышел из дому.