Читать Дневники: 1931–1935

В последней записи предыдущего тома дневников Вирджиния Вулф сидит у камина в Монкс-хаусе и пишет о романе «Волны»: «Но он, по-моему, все равно довольно хорош». Пять лет спустя, в записи от 30 декабря 1935 года, завершающей данный том, она размышляет о предстоящей каторжной работе по переписыванию и сокращению того, что в итоге стало романом «Годы». Глядя на ее карьеру романистки, мы сегодня понимаем, что публикация «Волн» в 1931 году ознаменовала триумфальную кульминацию прогресса, начавшегося с романа «Комната Джейкоба», и обретения Вирджинией собственного неповторимого голоса. И независимо от того, считаем ли мы «На маяк» или «Волны» зенитом ее творческого пути, едва ли можно сомневаться, что 1920-е были временем растущего мастерства и все большей самореализации Вирджинии, тогда как 1930-е годы, когда она написала книги «Флаш», «Три гинеи», «Годы» и «Роджер Фрай: биография», нельзя назвать столь же благополучным творческим периодом.

Однако в начале работы Вирджиния была очень далека от того, чтобы считать «Годы» бесперспективным начинанием, – она взволнована и поглощена своей идеей. Вирджиния никогда не воспринимала «Флаш» всерьез и на протяжении почти всего десятилетия собирала материал (иногда смеха ради, иногда с глубоким праведным гневом) для той полемики, которая после множества предварительных форм и названий (в том числе «О презрении» и «Следующая война») в итоге превратилась в «Три гинеи». Феминистская нота, едва заметная в предыдущих работах, теперь звучит четко и постоянно. Однако «Три гинеи» – это не просто женский протест против высокомерия, глупости и жестокости мужчин в их отношениях с противоположным полом, а еще и беспощадная критика. Мужчины правят миром с начала времен – и каков результат? В период, который охватывает данный том дневников, постепенно становилось очевидно, что чудовищная бойня 1914–1918 гг. не привела ни к чему, кроме условий для еще более масштабной и ужасной катастрофы. Это годы, когда фашизм и крайний национализм начали свое неодолимое шествие к новой войне; годы крушения радужных надежд 1920-х британским реакционным правительством, которое, потворствуя внутренним проблемам, показало свою неспособность противостоять внешним угрозам. Худшее еще впереди, но уже к концу 1935 года картина проясняется: безработица внутри страны и политика умиротворения внешнего агрессора.

К этой зловещей динамике общественной жизни добавились личные горести самого тяжелого свойства. В 1932 году умер Литтон Стрэйчи, и вместе с ним исчезла целая глава юности Вирджинии. Вскоре за его смертью последовало самоубийство Доры Кэррингтон, и эта трагедия воспринималась еще острее, поскольку Вирджиния сама часто думала о суициде. В 1934 году умер Роджер Фрай, и эта утрата ударила по Вирджинии еще сильнее, отчасти из-за опустошительного воздействия на ее сестру, а отчасти потому, что она сама ценила его и как профессионала, и как личность. Литтон уже несколько лет жил в своем собственном кругу, тогда как Роджер оставался гораздо ближе к тому, что можно назвать сердцем «Блумсбери», если считать Вирджинию Вулф и Ванессу Белл ядром этого эфемерного образования. Роджер привнес в жизнь своих друзей доброту и заботу, вечную молодость духа, авантюризм и богатство своего ума, а его смерть обокрала их, сделав существование бесплодным и лишенным прежней смеси веселья, споров и интеллектуальной честности, которую неизменно порождало присутствие Фрая. Наконец, в 1935 году Фрэнсис Биррелл – сравнительно молодой человек – был сражен раком мозга и умер. Фрэнки никогда не был близок Вирджинии так, как Литтон и Роджер, но все, кто знал Биррелла, не могли не любить его и не ужасаться жестокости судьбы, лишившей их столь восхитительного человека. Уход Фрэнсиса тронул Вирджинию и в другом смысле, ведь он встретил смерть в трезвом уме и с жизнерадостной философией, проистекавшей не из религиозных убеждений, а из твердого рационализма.