– Именем Господа я изгоняю тебя, нечистивая тварь! – мои руки стиснули голову одержимого. – Exorcizamus te omnis immundus spiritus, omnis…
Силён, гад, даже после проведенных священниками обрядов бес намертво вцепился в душу ребёнка и ни в какую не хотел её отпускать.
– Imperat tibi Deus altissimus
Я продолжил читать текст. Чёрт, вот же упорный ублюдок! Даже моей силы недостаточно, чтобы отделить душу ребёнка от сущности этой твари.
Ответ тёмного заставил меня пошатнуться. Я буквально ощутил, как сердце стиснули чьи-то ледяные пальцы. Нет, ещё не время. Нельзя действовать напрямую, используя лишь грубую силу. Бес слишком хитёр. Если он почувствует мою слабость, то парнишке придёт конец.
Ровным сильным голосом я продолжил ритуал. Ощущение чужого присутствия отступило.
– Vade, satana, inventoretmagisteromnisfallaciae, hostishumanaesalutis. Da locum Christo, in quo nihilinvenisti de operibustuis; da locum Ecclesiae uni.
Бес расхохотался, а тело ребёнка выгнуло дугой. Я скинул перчатки и начал чертить в воздухе усиливающие руны. Дым от благовоний заклубился и начал принимать причудливые формы. Но, едва оформившись, заклинание развеялось. Бесполезно! Нечисть слишком давно укоренился в этом теле.
Молитвы лишь оттягивали неизбежное.
Бес почувствовал мою растерянность и рассмеялся. Веки ребёнка распахнулись и на меня уставились два кроваво-красных глаза. Отогнав от себя зарождающийся страх, я заключил своё сознание в сферу веры и вытянул перед собой распятье.
– Кто ты? Отвечай мне, гнусное отродье Инферно.
Оскалившись, тварь низким голосом прошипела:
– Никчёмный мальчишка! Да кем ты себя возомнил? Неужели ты думаешь, что я вот так просто отдам тебе свою добычу?
Тело ребёнка взмыло вверх. Лишь прочные ремни не позволили ему вырваться из пентаграммы.
– Сопляк! Как смеешь ты использовать против меня кровавую магию?
Сущность оскалилась и провела языком по почерневшим зубам. Черты детского лица заострились и под глазами мальчика проступили тени.
– …прекрати обманывать людей и изливать на них яд вечного проклятия, перестань вредить Церкви и свободу её облагать оковами. Изыди, сатана, измыслитель и хозяин всякой лжи, враг спасения человеческого… Оставь этот сосуд, демон, и я позволю тебе уйти.
Бес рассмеялся.
– Я знаю всё о твоих помыслах, священник. В них полно греха! Твоя душа уже осквернена тьмой. Наступит день, и господин придёт за тобой!
Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он знает… Проклятый прислужник тёмного знает, что я совершил. Демон рассмеялся.
– Ты можешь отправлять нас сотнями обратно в Инферно, но тебе нас не сдержать. Для нас человеческая жизнь всего лишь мгновение, мы умеем ждать. Мы придём за твоей душой, и будем терзать её в адском пекле целую вечность.
Я кинул в ребенка печать молчания, но тот её с легкостью отбил.
– Сопляк, как ты посмел со мной тягаться?! Да ты хоть знаешь, кто я?
Бес вопросительно уставился на меня.
– Ты лишь никчёмный кусок дерьма. Очередной говнюк, которого я вот-вот отправлю в пекло.
– Э-нет, не так быстро, экзорцист. Попробуешь меня изгнать, и ребёнку конец.
– Да ну? Ты блефуешь.
– Ничуть. Клянусь именем повелителя, священник, ещё одно слово и я выпью его душу досуха. И учти, эта смерть будет на твоей совести… Гляди.