Где та земля, в которой сосны шепчутся с небом, реки уворачиваются от берегов, поросших диким огурцом, а галька хрустит под копытами тяжелых боевых коней? Может, надо спрашивать не где, а когда?
Может. Но только там или тогда жили три брата, три богатыря. Про них перешёптывались девушки, их именами называли мальчиков подданные, а недруги пугали новобранцев. Только прежде были и они детьми. И назвал их князь-отец Всеволодом, Остромиром и Святополком.
И пока жив был отец, никто и думать не помышлял о предательстве или вражде друг с другом. Только уже сидел демон в дальнем дремучем бору и следил за братьями, строил планы, как разрушить жизни молодых князей, когда умудренный летами и зимами князь испустит дух.
Пока отец был жив и дела политики да войны касались братьев, как ветер касается крепостных стен, любимым делом их была охота. Там-то всё по-настоящему: и погоня, и кровь, и смерть.
Не каждая охота была успешна. Доски двери в покои младшего, Святополка, бывали продавлены ударами разочарования. Да и покоев этих всего комната, закиданная шкурами. Не то у старшего брата: две огромных светлицы. И убранство лучше. «Ничего, – думал Святополк, вдавливая скребок в шкуру лисицы, подстреленной братом. – Я построю свой терем, где у меня будет пять комнат! Да и не терем – замок, как у немцев! Они меня узнают!»
– Ты всё с моими шкурами копаешься? – услышал он насмешливый окрик Всеволода.
Всеволод знал, что быть ему старшим князем, и готовился к своей роли, хоть и тяготила его неизведанная ответственность.
– Ну кто-то же должен, раз у тебя так много других дел, что зверьё гниёт в сарае.
– Ну и пусть! Ещё настреляем! – махнул рукавицей старший и приостановился, поигрывая недоуздком и разглядывая брата, будто давно не видел.
Святополк исподлобья глянул на него, но занятия не бросил, чтобы брат не увидел горькой зависти. Высокий, широкоплечий пятнадцатилетний старший княжич покорял девиц, легко заводил друзей и играючи стрелял дичь. Даже отец относился к нему серьёзно: вот на совет с младшими князьями позвал.
– Не дело – добро зря переводить, – буркнул Святополк и провел рукой по шкуре, – добротная, здоровая лиса была, в расцвете сил.
– Ну так а ты здесь зачем? Для того и держим, чтобы за добром моим следил, – подначил Всеволод. Святополк промолчал. Хоть ему и было двенадцать, он не был глупым. Что он мог ответить? Что добро не братово, а отца? Что он такой же сын, в праве? Что за такие речи отец его самого на горох поставит? Или на мороз выставит?
Всё так. Да только отшутится брат. А когда отец умрёт, быть Всеволоду старшим князем. А Святополку надеяться, что кто-то из дядьёв стол поменьше освободит, а то и за Остромиром – в отшельники идти.
На Остромира отец злился. Но тот твердо решил, что княжить не пойдёт, да и был он немного не от мира сего. Как будто со стороны шепоток слышал, хоть и не признавался.
Пусть знал Святополк, что бесполезно спорить, но зло прожигало прорехи в сердце. Яростно скреб он шкуру, да не соразмерил силу – скребанул до дыры, попортил вещь. Содрал с растяжки, бросил в угол. Метнулся прочь.