– Ну вот, лифт застрял.
– Остановился.
– Приехали, ага.
– Странно…
– Да чего странного, где живём.
– Где застряли, там и живём…
– И я о том… Надо куда позвонить или тут кнопка была.
– Не стоит, бесполезно. Тут в другом дело. Я сейчас попробую… (пауза) Не отвечают. Понятно.
– Что понятно? Вы же ни с кем не говорили.
– Это я так… А вы не с шестьдесят девятой квартиры?
– Оттуда… А что?
– Вы супруг Лили?
– Да. То-есть нет. Пока. Осенью свадьба.
– А-а, поздравляю, очень рад познакомиться! Саша. Из семьдесят первой.
– Саша?! А у вас ещё супруга Зина и сынок Кеша!
– Ага, рассказывала?
– Конечно! Столько всего!
– Будем знакомы. А, ну вот и поехали, значит – всё в порядке.
– Заходите в гости! Только не на лифте! (смеются)
– Да лифт тут ни при чём. И вы к нам заходите, Стас, будем очень-очень рады! Лиле поклон передавайте.
– Обязательно, она как раз дома должна быть!
– Да-да. (В сторону и про себя) Знаю…
– Проснулся, что ли? А мамки и нетути, да? А ты не волнуйся, не волнуйся, хочешь, я как Дженни с Тимом побегаю тут у тебя по манежу?
МихСэрыч вздрогнул, контур его тела пошёл рябью и, раздвоившись на диснеевских мышку и кота, понёсся по парапету детского манежа. Он подпинывал сам себя, кусал за хвост, выполнял целую уйму каскадёрских пируэтов, заодно размышляя над тем, что художники в мультипликации даже не представляют себе, насколько тяжело выполнить в действительности то, что они там для людских детей рисуют. Ребёнок в восторге загукал. Дело сделано, лишь бы не плакал. Ай да диснеевцы! Уловили потребности зрителя!
– Скоро мамка придёт, молочка принесёт! – пищал Дженни, а Тим поддакивал, – и скорее бы уже пришла, сколько можно тут в мультики играть…
Пробегая очередной раз мимо стены, МихСэрыч ясно различил на обоях у решётки воздуховода – два сосредоточенных на нём глаза. От неожиданности он чертыхнулся через манеж и больно врезался в письменный стол обеими своими персонажами. Но раздавшийся со стены голос соседа успокоительно прокряхтел:
– МихСэрыч, этт я, не пужайси…
Хозяину дома не стало легче от дружеского тона говорившего, в это время он соскребал свою мультипликационную лепёшку со стены и придавал ей положенный по штату облик Д`Артаньяна.
– Ты меня извини, – продолжал скрипеть сосед. – Сейчас я, сейчас…
От стены начало отлепляться молочное облако, постепенно превращаясь в кинематографическую милашку Одру Тату. Носик хмурый, походка старческая и никак не вяжущаяся с образом. Актриса проковыляла по комнате и взгромоздилась в огромное для неё кресло.
– Эхх… ну не могу я в этом вот безобразии ходить, – пожаловалась лопоухая красавица, показывая распростёртые в стороны руки. – Как гляну на себя, так плююсь. Хорошо ещё, что рожи своей не вижу, а то бы вообще с ума сошёл. Ну что за жизнь?.. как верблюд, чесслово – хожу и плююсь, хожу и плююсь…
Д`Артаньян уже окончательно проявился во всём своём мушкетёрском великолепии, оглядел на сколько смог костюм, поглубже воткнул в шляпу перо и шагнул к гостье – здороваться. Та по-мужски пожала руку.