Он пришёл, Джеррелл, – вошёл в дом, и они посмотрели друг на друга.
– Привет! – Прозвучал его глухой, чуть хрипловатый голос.
– Привет!
Элен поняла, что хочет спросить его, где – когда, он сорвал голос.
Но она, конечно, не спросила – ей трудно спрашивать его о личном!
– Странно, – Подумала она. – При всей нашей близости, мне трудно спрашивать его о личном!
Элен смотрела на него, смотрела, как он тяжело садится на банкетку, как снимает ботинки.
Вырвалось:
– Помочь?!
Почти взмолилась.
Он посмотрел на неё… Странно, посмотрел, – со смятением.
Прозвучало тихое:
– Помоги!
И она кинулась к нему, – сбежала по лестнице – к нему.
Прозвучало отрывисто и тоскливо:
– Помоги!
Элен села перед ним на колени, себя не помня, села.
У него были старые уставшие ботинки – она прикоснулась к одному ботинку, потянула узел шнурка, развязала и ослабила его, – сняла ботинок.
Прикоснулась к ступне в тёплом носке – ноги вспотели и пахли, а ей не было противно – ей было сладко!
Элен подняла голову, подчиняясь какому-то неведомому зову, посмотрела на отца.
– Ты не сказала мне «привет»… – Странно сказал он.
– Я говорила!
– Я не услышал…
Улыбка на его губах.
– Глуховат!
Она ощутила, как забилось сердце.
– Давай, я сниму другой ботинок!?
Смутилась, опустила голову, волосы закрыли лицо.
– Сними…
Тихое и нежное «сними…».
Она вновь посмотрела на него, сама не своя, посмотрела.
– Что нового?
– Всё спокойно, все вернулись – никто не погиб.
– Джеррелл! – Воскликнула она, не зная о чём её… ропот.
Он посмотрел ей в глаза, скала, – мужчина скала, даже сейчас…
– Может, хватит!? – Просительно и покаянно – одновременно, сказала Элен. – Хватит ходить в рейды!
– Почему?!
Строгое до суровости «почему?».
Она сказала неотступно и страшно:
– Если лишусь Тебя, потеряю себя!
Они, пришли на кухню, – она пришла первая, Джеррелл – за ней. Пепельно уставший человек.
– Хочешь есть?! – Неловко спросила Элен.
– Хочу. – Кивнул Джеррелл.
Посмотрел на неё – ей в глаза.
– Что у нас есть? Из еды!..
– Говяжья отбивная и чечевичный суп!
– Жизнь налаживается, да!? – Невесело улыбнулся он.
– Да… Похоже, что, – да!
Джеррелл поднял руку, и погладил Элен по щеке.
– А ты сама? Ела?!
И эта нота в его сиплом голосе… Нота нежности, – тепло! Она вспомнила, как он не доверял ей – ничего, даже оружие – считал ребёнком, считал чужой… Одинокий волк. Волк по имени Джеррелл Миллс.
Внутренний голос сказал ей, – Но ты тоже… волчонок! И всегда ею была, – стала, волчицей… Вот, что вас объединяет: вы похожи – волк и волчонок!
Элен накрыла рукой его руку, – большую руку, тяжёлую.
– Садись за стол!
– А ты?
– И я, сяду!
Она кивнула. Она поняла, что говорит так, словно хочет заплакать.
Вспомнила, как… отец, читал ей: «от чего ты плачешь, Могильщик? От чего проливаешь слёзы, точно женщина…».
– Да, – Подумала Элен. – Да… От чего?!
Знала от чего – от любви к этому человеку, – от привязанности к нему… папа-волк!
И они сели, – друг напротив друга, сели, как враги, или друзья – как люди, которые набрали воздуха в грудь, чтобы заговорить, а страшно…
– Страшно! – Подумала Элен, пожирая Джеррелла, глазами.
– Расскажи о Тиме?
– «О Тиме»? – Удивился он.
И лицо его посветлело, глаза прояснились, как мир после дождя.
– Ты узнал о нём что-нибудь новое?