⇚ На страницу книги

Читать Поворотный круг

Шрифт

Интервал

Карта Родины

Ну и карта,

сколько опечаток –

Расползается –

поди-ка, тронь!

Родины шагреневый остаток

Накрывает детская ладонь.

Сколько нас? Куда нас бесы гонят?

Иль взаправду – Русский Бог устал?

Пусть теперь нас крепко заборонит

Всей хребтиной складчатой Урал,

Пусть Байкал пошлет – в летящем дыме

Пароходов дальние гудки,

И рванутся – сестрами родными –

Волга с Камой – наперегонки…

Пусть спешит шипящая пороша,

Защищая спешенную ширь,

Пусть в окошко, словно книгоноша,

Постучит трескучая Сибирь.

Будто нам теперь – и горя мало –

Было – сплыло, сгинуло, ушло,

Словно пленку, – вспять перемотало

И опять снимает набело…

…Затерялась в поле похоронка

На того, последнего, царя,

И мерцает заревая кромка –

Кабинет его из янтаря…

Рубцов

Где тот неузнанный край,

Верная мира основа,

Здесь ли бывал Николай,

Помнят ли люди Рубцова?

Та же ли в небе звезда

Молча, стоит над селеньем?

Так же ль полны поезда

Верой, судьбой и волненьем?

Так же ли моет река

Берег забытый и лодки?

Греет ли грусть светляка

Память веселой походки?

Дышит тобою народ,

Тот, что без правды – тоскует,

Каждая книга – поет

И, умирая, ликует.

Жду, народится опять,

С той же походкой и статью –

Светлой гармошкой встречать

Чью-то веселую свадьбу,

Чтобы звенел ледоход,

Двигая глыбами прозы,

И отплывал пароход,

Полный народа и – грезы.

Гроза в Москве

Трамвайный путь – перебегает дождь,

Как обронивший «сотовый» товарищ,

Сегодня здесь – ненастье переждешь,

А завтра – глядь! – и места не узнаешь!

На Кремль и Пресню – хлынул Новострой,

И от судьбы – осталась половина,

Задернута июльскою грозой –

Щеголеватая московская витрина!

А соловьи – вскипают там и тут,

Столичного не признавая чванства,

И, как из грядки, – запросто растут,

В ушатах оцинкованных минут –

Пространство Времени

И Время – из Пространства!

«От далекой Камчатки до Бреста…»

От далекой Камчатки до Бреста

Ходит гоголем дикая речь,

Липнет к пальцам словесное тесто,

Не годится – в горячую печь.

Ездит Кривда – в развальных каретах,

Усмехаясь, но ты мне скажи:

Воздух – правдой и совестью крепок,

И вода – умирает от лжи.

Подымается – дым с огорода

И грозит из-под двери – клешней,

И колотит по ставням – природа

Почернелой солдатской пешней.

«Война, война…»

Война, война…

За нас – одни ракеты,

Да этот неподдельный холодок.

Природу – разобрали на приметы,

Ищи-свищи, кто б искренне помог.

От Треблинки –

И до скончанья Леты

История стоит, обнажена.

Закройте одичалый газеты,

Вопросов нет,

Кругом – одни ответы.

Молись и пой.

Такие времена.

«Святая злоба, отвяжись…»

Святая злоба, отвяжись,

Ну, обокрала – и довольно,

И что она, вся эта жизнь,

Когда бы не было так больно?

И стоя в завтрашнем снегу

На переполненном вокзале,

Я даже молвить не могу:

«Не я ли, Господи, не я ли?..»

А. А

Недорисована Врубелем,

Передоверив дела,

В яме, в небесном ли круге ли –

Только собою была.

Дело-то, дело негромкое –

Снята Седьмая Печать,

Стали потомки – потоками –

И не воротятся вспять.

Голосом, памятью, ласкою

Стала в тюрьме ледяной,

Черною лебедью, сказкою,

Грозной Сивиллой земной.

«За совесть и за страх…»

За совесть и за страх –

Мы Богу отслужили,

С убийцей на плечах –

Другого завалили.

Чего же мы теперь

Гноим боеголовки –

Как огорченный зверь –

Медведем на веревке?