Москва. Октябрь
– Пиши четко и разборчиво, – кто-то с силой ударил его сзади, и Альберт пошатнулся. Свободной рукой он приложил полотенце к разбитой губе и попытался сосредоточиться на написанном.
Буквы плясали перед глазами. «Я, Костецкий Альберт Андреевич, добровольно передаю права на владение компанией… Отказываюсь от любых форм наследования… Претензий не имею…»
– Ну, написал? Чего ты тянешь?! Или мне с ней поговорить?! – Костецкий-старший с силой стукнул по столу, и Альберт молча протянул ему мятый листок.
– Нет, так дело не пойдет, – елейным голосом запел юрист Иван Янович, которого Альберт знал, кажется, всю жизнь, – пишите еще раз, четко и разборчиво.
– Ты оглох, нет? Пиши, – его снова ударили. Когда взгляд удалось сфокусировать, Альберт увидел новый – очередной – листок.
– Пишите, Альберт Андреевич, я продиктую, – юрист был вежлив и невозмутим. Будто не при нем уже второй час бьют парня, знакомого еще с пеленок. Будто не при нем разносят квартиру и угрожают насилием девушке. Будто не при нем…
Альберт оторвался от бумаги, удобнее переложил полотенце, чтобы кровь не капала на стол, и нашел глазами Инну. Последний час она сидела, вжавшись в стул, не шевелясь, хотя охранники перестали обращать на нее внимание. Ее взгляд был холодным, лицо не выражало эмоций. Почему, почему Инна переехала к нему? Почему он не поселил ее в отеле? Какой шанс, что она выйдет живой из этой квартиры? В том, что сам он живым не выйдет, Альберт уже не сомневался. Или его выведут, посадят в машину и отвезут – в ближайший лес…
– Эй, ты, – боль вернула его к действительности. Нужно писать. Может, эти бумаги – шанс на спасение Инны.
– Альберт Андреевич, пишите, – Янович был любезен как никогда, – иначе мне придется пожаловаться вашему папе.
Отец ушел вглубь квартиры, иногда слышался его хохот. Кажется, Костецкому-старшему доставляло удовольствие копаться в вещах сына. С грохотом падали чашки, картины со стен и книги с полок. Ценное – деньги, часы, антиквариат – отец предлагал охранникам, те брали. Остальное просто кидал на пол. Какая-то часть сознания Альберта прислушивалась, не дошел ли отец до полки, где было спрятано кольцо. Кольцо, которое Альберт долго выбирал, но потом так и не решился подарить Инне. Кольцо, которое уже никогда не увидит и не подарит…
Шелестели бумаги. Альберт, наконец, справился с дарственной. Теперь перед глазами мелькали множество контрактов: отказ от собственности, от машины, от банковских счетов, доверенности на снятие наличных. И ворох рабочих договоров. Их подписывать было опасно: вдруг его оставят в живых, чтобы назавтра обвинить в финансовых махинациях фирмы? И он ставит подписи на будущем тюремном сроке? Альберт медлил и пытался вчитываться, пока охранник отца не приставил к виску пистолет.
– Будешь рыпаться, пойдем к твоей девке, – сказали ему на ухо. – И не важно, что нам Андрей запретил.
Альберт дернулся было, но его снова ударили.
– Что такое? – Отец заглянул на кухню. – Хулиганит?
– Уже не хулиганит, Андрей Васильевич, – охранники засмеялись.
– Ах, Инна-Инна, – голос отца звучал даже ласково. – Зачем ты связалась с этим слизняком? Что ты в нем нашла? Поедем со мной в клуб, отвлечешься, развеешься…