Читать Туша

I

Пришел в себя я в пустой комнате, с наглухо, как казалось, заколоченными окнами, настолько темно было кругом. Откуда-то доносились человеческие стоны, но откуда именно, я не знал, потому как не в силах был пошевелиться. Тело мое будто бы принадлежало кому-то другому, человеку верно спящему или уже умершему, настолько мертвенной была непокорность этих рук и ног. А звуки человеческих страданий все лились мне в уши с настойчивостью механизма, зарождаясь и угасая через одинаковые интервалы времени, не меняя ни тональности своей, ни даже какого-то заключенного в этих стенаниях послания. Отовсюду веяло какой-то болезненностью: от потолка, покрывшегося пылью, от стен с выцветшими обоями, от этого неизвестного, умирающего где-то по близости. В одно мгновение я даже решил, что эти звуки скорее всего вызваны сквозняком. Гуляющий по квартире ветер раскачивал какую-нибудь свисающую с потолка железку, а моё расстроенное воображение приняло скрип за стоны. Но нет, это было совершенно не так, в этой темной комнате было до тошноты душно и жарко. А значит то стонал человек, но кто он? и как здесь оказался?

Но я кажется совершенно все запутаю, говоря о пробуждении, и умалчивая о самом сне. И так как повествованию этому нужен некоторый порядок, я хотел бы начать с периода, который предшествовал моему пробуждению.

Тяжело описать то состояние, в котором я находился неопределенное количество времени, и которое верно могло бы продлиться до самой моей физической смерти (потому как духовно я давным-давно умер) не будь во мне чего-то такого, что этому помешало. А, впрочем, в действительности оставалось лишь погаснуть последней искре – моему мозгу, еще функционирующему, но уже погибающему. Даже перевести взгляд с одного предмета на другой было непосильной задачей. До слуха моего доходили какие-то звуки, но я ничего не мог бы подумать об них, потому как думать было нечем, ни единого человеческого слова я не знал. Первым, что я увидел был потолок, но, что такое этот самый потолок с непривычки? Тут и испугаться можно, да еще и стонет кто-то, а вдруг это он? и не стонет может, а рычит, предупреждает о броске? Но мой парализованный мозг верно и этого воспроизвести не мог, во мне лишь, что-то клокотало. Вглядываясь в окружавший меня туман, вслушиваясь, я будто бы что-то припоминал. Я знал, знал, что это за предметы, и сверх того верно о многом знал, но как же вспомнить?

Если младенцы были бы способны говорить еще в чреве матерей своих, то им лучше моего удалось бы передать то, что я испытал, вспомнив вдруг слова. Я будто бы заново родился, и истошно, как в припадке, стал болтать с самим собой. Как же отрадно было слушать звуки собственного голоса. Я не узнавал его, казалось и не слышал никогда раньше, но точно знал, что он принадлежит мне. Я кричал, и плакал от радости, хохотал, перемежая проклятия с восхвалениями в адрес ни бог весть какого существа, вернувшего мне дар речи. Вместе с этим, мысли, блуждавшие до этого, чем-то неопределенным и даже инородным в мозгу моем, вдруг обрели форму. Я понял, что слышу стон и не знаю кому он принадлежит, потому как не могу и рукой пошевелить. Я осознал, что тело, принадлежащие мне не более чем омертвелая масса мышц и костей, и на смену радости пришли страх и отчаяние. По мере того, как ужас во мне все нарастал, стоны становились все громче.