⇚ На страницу книги

Читать Путеводный камень

Шрифт
Интервал

Я ненавижу звёзды – они знают,

Что я не могу до них дотянуться

И смеются.

Сквозь годы и расстояния посылают

На Землю лучики света, чтобы я их увидел и тоже смог улыбнуться.

И смеются.

Я ненавижу звёзды за то,

Что они уже и по ночам мне снятся.

Я запираюсь в бездонном шкафу за тем, чтобы никто

О том, кто я и где я не смог догадаться.

Я ненавижу звёзды, напрасно мечтая,

Что есть тот, кто сможет дотянуться до звезды, играя.

И в бессильной злобе и ярости

Я кричу им: “Ну где же?! Где тот, кто вас погубит?!”

Я ненавидел звёзды до самой старости,

И умирая

Я ненавидел звёзды. А они живут и меня любят.


Пролог

Свет фар от пронёсшейся мимо машины полоснул по глазам. Возмущенный звук сигнала стремительно умчался за ним, понижая тональность по мере удаления. Ледяной пот заливал лицо, шею, грудь, прыткими змейками струился по спине, но паралич, превративший тело в неподвижную дубовую колоду, не позволял даже протереть глаза.

Что со мной происходит?

– Безрассудный. – снова раздался голос из магнитолы – басовитый, пустой, будто сгенерированный нейросетью, – Слепой. Мудрый.

Каждое слово, даже будучи лишённым эмоциональной окраски, звучало как обвинение. Ну да – безрассудно отказываться от своего будущего в слепой погоне за призрачной мечтой. Более взрослый, более успешный, более мудрый, отец наверняка знает, как будет лучше для него. Но что об этом всем может знать голос из магнитолы, и какое ему дело? Руки начало выкручивать, причиняя не боль даже, а скорее дискомфорт из-за невозможности оказать сопротивление.

Что со мной происходит? Может, это сон? Как один из тех, где тебя преследует чудовище, от которого невозможно убежать или, когда просыпаешься ночью, и не можешь пошевелить ни единым мускулом, а что-то наваливается сверху на грудь, и душит?

– Безрассудный. Слепой. Мудрый. – снова монотонно прогремела магнитола.

Наташа. Мне не следовало так с ней поступать. Я был слеп и глух по отношению к ней. Это было безрассудно, да. Мудрый человек никогда не поступил бы так. Но кто этот голос из магнитолы, чтобы осуждать меня?

Теперь было больно, чертовски: шею будто сдавило обручем, плечевые суставы ломило, как после тяжёлой работы.

– Безрассудный. Слепой. Мудрый.

Последнее слово он уже не слышал: его уносило куда-то далеко на гребне волны невыносимой боли, окружённого оглушительным треском раздираемой ткани и звоном бьющегося стекла. В неподвижную вязкую темноту.


1.

День для следователя Моровецкого Ильи Ивановича начался в четыре часа утра. Он открыл глаза, глянул на часы, прислушался к ровному глубокому дыханию Елены, затем, осторожно, боязливо – к своим ощущениям. Неужели опять? Боль раскаленной точкой в области солнечного сплетения отметила будущее место вторжения в его жизнь, что через десять-пятнадцать минут вынудит уйти на кухню, чтобы не разбудить жену. Там боль бурлящей вулканической лавой расползется по всей верхней части груди, толкнет его на колени, согнёт в позе кающегося грешника и целиком подчинит себе. Возможно, так чувствует себя улитка, заражённая паразитом, заставляющим в самоубийственном порыве ползти как можно выше – туда, где пролетающая мимо птица сможет увидеть её и положить конец мучениям. Но кухня, как всегда, окажется пустой и тёмной – никаких птиц с милосердной смертью на кончике клюва. Он будет малодушно поскуливать как умирающий пёс, вилять задом в надежде растрясти горящую лаву, заставить ее провалиться дальше в кишечник, или провалиться к чёрту – куда угодно, лишь бы это наконец прекратилось. Но это не прекратится. Не помогут ни обезболивающие, ни обволакивающие. Спустя вечность мучений он сможет наконец убедить себя отправиться в туалет и сунуть в рот два пальца, чтобы исторгнуть жгучую комковатую субстанцию, приглушённо вскрикивая от нестерпимой боли, обжигающей пищевод и гортань. Но это принесет облегчение лишь на несколько коротких минут – очень скоро боль вернётся, чтобы с прежней силой выжигать его изнутри. К шести часам утра истощённый, измученный организм наконец приглушит болевые рецепторы, и Илья забудется прямо на полу кухни жадным пустым сном, не дающим отдыха, громко взрыгивая во сне.