⇚ На страницу книги

Читать История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 2

Шрифт
Интервал

© Ольга Вайнер, 2014

© «Захаров», 2014

X

Фонтенбло

Тильзитский мир вызвал во Франции всеобщую глубокую радость. С победителем Аустерлица, Йены, Фридланда перестали бояться войны; однако после Эйлау многие испытали недолгую тревогу. К тому же тайный инстинкт говорил – внятно некоторым и смутно всем, – что на этом пути, как и на всяком ином, нужно уметь вовремя остановиться, что после успехов могут прийти неудачи. Делам человеческим положен предел, который не следует переступать, и все чувствовали, что Наполеон приближается к пределу, который легко различается разумом, но отвергается чувствами.

К тому же все жаждали мира и его тихих радостей. Несомненно, Наполеон обеспечил Франции внутреннюю безопасность, и в такой степени, что почти за год его отсутствия не случилось никаких волнений. Недолгая тревога, порожденная бойней в Эйлау и зимним вздорожанием продовольствия, и робкий ропот недовольных в салонах стали единственными признаками наступавшего кризиса. Но, хотя никто уже не опасался возвращения ужасов девяносто третьего года и все чувствовали себя вполне уверенно, условием тому было, чтобы Наполеон оставался живым и перестал подставлять свою драгоценную голову ядрам; все желали насладиться, без примеси беспокойства, величайшим благоденствием, которым он одарил Францию. Те, кто был обязан ему крупными состояниями, мечтали ими воспользоваться; классы, живущие сельским хозяйством, промышленностью и торговлей, то есть почти всё население, желали, наконец, извлечь выгоду из последствий революции и открывшихся Франции обширных рынков сбыта, ибо, хоть моря и были закрыты для Франции, перед ней простирался целый континент. Да и моря, как надеялись, вследствие Тильзитских переговоров должны были вскоре открыться. Все видели, что величайшие державы континента, убедившись в совпадении интересов и бессмысленности вражды, в лице своих государей заключили друг друга в объятия и объединились, чтобы закрыть берега Европы для Англии и обернуть против нее усилия всех народов. И теперь все обольщались, что эта держава испугается в 1807 году своей изоляции, как испугалась ее в 1802-м, и согласится на мир на умеренных условиях. Казалось невозможным и предположить, что посредничество русского двора, облегчающее для ее гордости столь отвечающее ее интересам примирение, может быть отвергнуто. Все наслаждались миром на континенте, предвкушали мир на морях и были счастливы одновременно тем, что имели, и тем, на что надеялись.

Однако армия, на которую бремя войны ложилось тяжелее всего, не так жадно стремилась к миру, как остальной народ. Правда, ее главные вожди, уже повидавшие столько дальних стран и кровопролитных сражений, уже увитые славой и которых Наполеон вскоре должен был осыпать богатствами, желали, как и вся нация, насладиться тем, что приобрели. Многие старые солдаты, получившие свою долю от щедрот Наполеона, желали того же. Но молодые генералы, офицеры и солдаты, а они составляли наибольшую часть армии, только и ждали новых случаев стяжать славу и богатство. Тем не менее передышка после утомительной кампании была по сердцу и им, и можно сказать, что Тильзитский мир единодушно приветствовали и народ, и армия, и Франция, и Европа, и победители, и побежденные. За исключением Англии, против которой вновь обернулся весь континент, и Австрии, понадеявшейся было на уничтожение ее покорителя, все народы рукоплескали миру, внезапно последовавшему за величайшими военными потрясениями современности.