Читать Глаза цвета пасмурного неба

Кто-то очень осторожно коснулся его руки и оглушённое сознание откуда-то с конца коридора, где поблескивал свет, рвануло обратно. Он медленно открыл потяжелевшее за последние сутки веки и расплывчатый силуэт перед ним медленно начал собираться в единый образ. Он вздрогнул. Перед его потухающими очами стояла Она. Да, да, Она! Он из миллионов людей бы узнал её глаза. Над ним наклонившаяся девушка почти на всё лицо натянула медицинскую белую марлевую маску, на него смотрели только серые, как дождливое небо, глаза, окаймлённые наращёнными густыми ресницами. Он судорожно дёрнул руками, чтобы схватить её, лишь бы на этот раз она не исчезла, но руки не послушались. Хотя они уже не слушались последние полгода, как в одну прекрасную ночь его огорошил инсульт. Теперь его конечности были словно прилепленные и чужие. И понимание этого его ещё сильнее разочаровало.

– Вам холодно? – он услышал Её голос. За столько лет он впервые слышит Её голос, такой мягкий, ласковый, словно любимое мамино платье из тёплого бархата.

– Да. – Его голос выходит из груди как шипение проколотой автомобильной шины.Кто-то очень осторожно коснулся его руки и оглушённое сознание откуда-то с конца коридора, где поблескивал свет, рвануло обратно. Он медленно открыл потяжелевшее за последние сутки веки и расплывчатый силуэт перед ним медленно начал собираться в единый образ. Он вздрогнул. Перед его потухающими очами стояла Она. Да, да, Она! Он из миллионов людей бы узнал её глаза. Над ним наклонившаяся девушка почти на всё лицо натянула медицинскую белую марлевую маску, на него смотрели только серые, как дождливое небо, глаза, окаймлённые наращёнными густыми ресницами. Он судорожно дёрнул руками, чтобы схватить её, лишь бы на этот раз она не исчезла, но руки не послушались. Хотя они уже не слушались последние полгода, как в одну прекрасную ночь его огорошил инсульт. Теперь его конечности были словно прилепленные и чужие. И понимание этого его ещё сильнее разочаровало. – Вам холодно? – он услышал Её голос. За столько лет он впервые слышит Её голос, такой мягкий, ласковый, словно любимое мамино платье из тёплого бархата. Ах, как хочется много чего Ей сказать! Только во рту всё высохло, язык время от времени саботирует и пропускает буквы, шипящий звук вместо голоса, заглатывает звуки. Лёгкие, уже наполовину поражённые проклятым вирусом, охватившим весь мир, не дают глубоко вдохнуть и издать полноценный голос. Грудь вздымается ввысь, как у скакуна, проскакавшего многокилометровое расстояние на первенство колхозного сабантуя, вместе с хрипом и впадает, прерванный сухим лающем кашлем.

Она молча бежит к открытому окну, и ворча ругает незадачливый медперсонал, оставивший настежь открытое окно в холодную погоду. Потом поворачивается к нему и заботливо укрывает его голое в одних подгузниках тело тёплым одеялом.

– Не раскрывайтесь, холодно, – тихо говорит она.

Следующее шипение сливается в звуки:

– Спасибо.

– Пить хотите? – Серые глаза уставились в его бездонно голубые глаза.

Если бы только Она знала, как хочется пить уже сутки. И то, что вокруг снуют медицинские работники, ставят капельницы, уколы, а потом до следующей процедуры по графику исчезают, исполненные долга, не утоляет жажду. Странно, они почему-то и не догадываются, что человек, прикованный к постели, хоть и смертельно больной, и доживающий, возможно, последние дни, тоже может хотеть пить. Просто пить.