Мира
Легкий осенний ветерок колышет кроны деревьев. Слышу щебетание птиц, поднимаю голову вверх и лучи солнца мгновенно слепят глаза. Жмурюсь, и снова опускаю голову, впечатываясь глазами в гранитный памятник, на котором вычерчены две даты. Дата рождения и… смерти.
Мне хочется заплакать, но отчего-то слез совсем нет. Так заведено у людей – плакать на кладбищах. Особенно, если ты приходишь проведать могилу родного отца.
– За тобой приехать? – голос в трубке сигнализирует о том, что его обладатель безумно устал. – Водитель будет через пять минут, – исправляется он.
Дядя Ратмир не хочет сюда приезжать. Ему тяжело далась смерть друга – моего отца.
Поправляю черный платок на голове, который успел благополучно слезть. Разглаживаю складки на такой же чёрной, безликой юбке, и, попрощавшись с родственницей по материнской линии, направляюсь к черному мерседесу у обочины. В раздумьях не сразу замечаю, что меня ожидает новый водитель, но машинально кивнув мужчине в знак приветствия, сажусь на заднее сиденье.
– Можем ехать? – голос мужчины звенит в ушах. Он повторяет свой вопрос дважды.
Киваю, но поняв, что он меня не видит, потому что нас разделяет перегородка из сетки, прошу отвезти меня домой.
Если бы у меня только был дом.
А уже в самой машине слезы льются из глаз водопадом. Ровно год прошел с той ужасной ночи, когда убили моего папу. Когда я в последний раз видела глаза того, кто безжалостно нажал на курок.
В тот вечер вместе с отцом умерла и я.
– Мира, – снова слышу голос водителя. – Вам плохо?
– Все в порядке, – отмахиваюсь, глотая рвущийся наружу, вопль.
– Воды? – спрашивает он, тормозя у торгового центра.
Мужчина вытаскивает из бардачка машины пластиковую бутылку, опускает перегородку и передает воду мне. Мне плохо. Трясет от жутких воспоминаний. Ладони запотевают, горечь печали нависает надо мной свинцовой тучей. Обхватываю бутылку двумя руками, судорожно отворяю крышку. Делаю несколько жадных глотков, чтобы устранить пустынную засуху в горле.
– Можем ехать? – вкрадчиво интересуется он.
Снова киваю, и последующие полчаса мы едем в абсолютной тишине. Нет смысла вертеть в голове одну и ту же мысль по кругу. Мой отец в сырой земле, а он – навсегда за решеткой.
– Вы ошиблись, – встрепенувшись выдаю я, потому что, наехав на искусственную неровность на дороге, водитель сворачивает в другую сторону.
Он новенький, возможно, плохо знает адрес. Подумав об этом, я пытаюсь расписать ему кратчайший путь до дома. Но он меня не слушает. Стрелка на спидометре дребезжит, автомобиль разгоняется до высоких скоростей в течение нескольких секунд. И вокруг – ни души.
– Что вы делаете?! – прерывисто выдыхаю, привставая на сиденье. – Вы с ума сошли?
– Закрой рот, – безлико парирует он.
«Похищение», – приходит единственная мысль мне в голову, прежде чем я начинаю кричать и звать на помощь, дергая за ручку двери. Срабатывают блокираторы и слышится пугающий смех. Зловещий, от которого полчище мурашек пробегает по коже.
– Чего ты от меня хочешь? – выкрикиваю я, хватаясь за горло.
Дрожащими руками хватаюсь за сумочку, чтобы вытащить из нее мобильный телефон. Позвонить кому-нибудь, кто сможет меня спасти. В глазах двоится, разум затуманен. Символы на дисплее мобильного размываются и мне больше нечем дышать.