– Опасность… я чувствую опасность…
Виталий застонал и перевернулся на другой бок. В голове и так шумело после трехдневного застолья, а тут еще во сне Парвати стала доставать.
– Бойся женщины… она принесет беду… – назойливо зудел в его голове голос индусской богини.
Смутное видение трансформировалось в обнаженное женское тело, но это была не Парвати. Во сне перед царским сплетником голая Янка с цветком лотоса в зубах отплясывала что-то среднее между канканом и лезгинкой.
– Твою мать! Когда ж ты женишься, сволочь? Невозможно же работать! – прозвучал в голове Виталика сердитый голос Парвати, и образ Янки начал расплываться. – Я ему об опасности, а у него, козла, все одно на уме! Женщины бойся, дурак!
Пронзительный визг, последовавший за этим внушением, сбросил Виталия с постели и заставил окончательно проснуться. Юноша потряс головой. За окном было уже светло. Вопль повторился. Виталий вскочил на ноги и в одних трусах выскочил из спальни. Пятки царского сплетника дробно застучали по лестнице. Он во весь опор несся на шум, гадая, что случилось на этот раз на буйном подворье Янки Вдовицы. Верещала явно хозяйка, но, судя по обертонам и еще кое-каким неуловимым интонациям, не от страха или боли, а от бешенства.
– Опять Васька с Жучком чего-то учудили, – сообразил парень и прибавил ходу, спеша спасти пушистых обормотов от гнева хозяйки.
Васька, иссиня-черный кот-баюн и Жучок, истинный оборотень, принимавший вид то маленькой домашней собачки, то огромного матерого волка или, в зависимости от обстоятельств, человека, постоянно шкодили и периодически огребали за это от Янки то ухватом, то метлой. Она со своими охранниками, приставленными к ней Бабой-ягой, особо не церемонилась и спуску не давала.
Вихрем проскочив гридницу, царский сплетник помчался в холодную часть дома на шум и гам, несшийся с той стороны. Шум доносился из подклети. Юноша нырнул в полуподвальное помещение и в свете солнечных лучей, льющихся в кладовую через узкое окошко, расположенное под самым потолком, увидел следующую картину: Васька с Жучком с трудом удерживали рвущуюся в бой хозяйку, которая норовила огреть ухватом что-то черное, мохнатое, лежащее в углу, а вокруг царил полный разгром. На полу лежали надкусанные шматки сала, обгрызенные колбасы и окорока, бочка с вином исходила последними рубиновыми каплями, мерно падающими вниз из открытого краника…
– Всем стоять! – рявкнул Виталий.
Янка опомнилась и прекратила верещать. Парень протиснулся мимо девицы к ее жертве, склонился над клубком.
– Ну ни фига себе!
В углу подвала лежал черт. Маленький, мохнатенький, с хрестоматийными рожками и копытцами, свиным пятачком да плюс ко всему, судя по исходящим от него ароматам, в дупель пьяный. Пятачок и руки были измазаны в чем-то красном, а еще от него воняло. Виталий брезгливо поморщился, затряс головой.
– Янка, у тебя здесь где-то рыба стухла, а он, как мне кажется, ей умудрился закусить.
– Ты что, с ума сошел? – опешила Янка, оправляя на себе ночную рубашку. Девица тоже, видать, была только что с постели и рванула на разборку, впопыхах не удосужившись одеться до конца. – Я только копченую да свежего посола рыбку здесь держу. Чай не ледник, обычная подклеть.