Уважаемые читатели, в тексте в некоторых необычных местах расставлены ударения для того, чтобы можно было слушать произведение с помощью функционала сайта. Это сделано для тех, кто, как и автор, слушает книги в автоматической озвучке TTS, которая коверкает слова́.
Спасибо, с Уважением, автор.
Часть первая: Царевна-Жаба
— Жаба! Жаба!!! — раздалось детское восторженное откуда-то неподалёку.
Василиса, ещё не проснувшись окончательно, по привычке прикрыла лицо локтем, но потом вздохнула глубже, тряхнула головой и вспомнила, что уже взрослая и давно не дома.
Приподнялась, сбрасывая с волос солому и заправляя пряди за уши, натянула сползшую косынку, сощурилась на проём ворот сеновала и увидела веселящихся подле телеги сыновей мельника. Совсем мальчишки ещё. Перед ними квакает, прыгает — они и рады. Сам мельник задремал на облучке, зато жена его — та самая добрая женщина, что вчера ночью не пожалела краюху хлеба и крынку простокваши для припозднившейся путницы, уже бодро вышагивала по двору, развешивая бельё.
«Ох, совсем я заспалась!» — ёкнуло где-то у Василисы, и она подскочила с мягкой соломы, проехала по скользкому боку стога и, как была босиком, припустила к мельничихе. Та уже расправила последнюю рубаху на верёвке и брела по дорожке к реке, где ждала очередная порция стирки.
Догнала почти у воды. Женщина не оборачивалась, напевая что-то под бойкое журчание, поэтому вздрогнула, обнаружив подле себя девушку. Охнула, как обычно бывало, обернувшись, но тут же опомнилась и улыбнулась:
— Доброго утра тебе, гостьюшка. Ты умыться, аль на помощь пришла?
— На помощь, матушка! — заверила её Василиса, судорожно засучивая не очень чистые рукава рубашки. — Вы меня приветили вчера, блудную, ну как я лежать-то буду? Я могу, хорошо умею. Мне стирку даж соседи поручали за плату!
Мельничиха глянула на небо, видимо припоминая вчерашний ливень, и вздохнула:
— Ох, спала бы ты, гостьюшка, ещё часок хоть. Чай, умаялась с дороги-то? Это откель ты к нам шла-то, что сапожки столичные прохудились?
— От столицы и шла, — с ответным вздохом проговорила девушка.
Сделала шажок ближе, затаённо радуясь, что вещи от неё не прячут, взяла одну из пелёнок, устроилась на мостках рядом с хозяйкой и присоединилась к полосканию.
— Три дня шла, матушка, — продолжила она, чувствуя, как руки привычно ломит от ледяной воды. — Думала уж, погибну смертью лютою, да чудом в сумерках наткнулась на вашу мельницу. Видать, боги меня привели.
Мельничиха кивнула:
— Боги всегда лучше знают, как нам быть. И верно тебя направили. Муж-то скуповат у меня, — светло усмехнулась и прибавила: — да добрых людей не бросаем. А что ты добрая, я уж вижу.
Василиса подняла на неё взгляд и сглотнула, а мельничиха поспеши́ла заверить:
— Вижу-вижу! Не запутать меня колдовством, гостьюшка. И через него вижу, — и положила раскрасневшуюся ладонь на покрывшуюся цыпками руку. — Чай, несладко тебе пришлось-то, да? Но я вижу, знаю, что сердце у тебя доброе… — она запнулась, глядя на сжавшуюся от прикосновения девушку, глаза которой стремительно наполнялись влагой, и вздохнула: — Ох ты ж, горюшко, иди уж сюда! — и обняла.
А Василиса, бросив на мостки пелёнку, вздрагивая и скуля, обняла в ответ, впервые за три дня разрешив себе по-настоящему заплакать.