Читать Растоптанная роза
– То есть вы утверждаете, что родились в одиннадцатом веке?
– В двенадцатом. В тысяча сто пятом году от Рождества Христова. Это двенадцатый век.
– Угу, – молодой врач поправил тяжелые очки в роговой оправе, все время норовившие съехать ему на нос.
По мнению Карла, эти очки были нужны исключительно для того, чтобы придать господину психиатру более презентабельный вид, потому что выглядел он так себе: тощий какой-то, прыщавый, побрился клоками, как подросток. Но на нем белый халат, а значит, он здесь босс. Карл вздохнул.
– И как же вы попали из… двенадцатого века в наше время?
Книжек что ли про попаданцев перечитал?
– Я никуда не попадал, – спокойно ответил Карл уже в сто пятый раз. – Я просто дожил до этого времени. Я бессмертный. Я живу вечно. Я не могу умереть.
Как еще более доходчиво это объяснить? Психиатр начал листать его карту.
– Но на прошлых сеансах вы утверждали, что были призраком.
Ну вот, пошли ненужные детали… Карл поерзал на стуле и попробовал пошевелить руками, стянутыми длинными рукавами смирительной рубашки.
– Было такое, – неохотно признался он.
– А почему вы стали призраком? – врач снова поправил очки.
У Карла зачесался нос.
– Это неприятная история, я не хочу об этом вспоминать.
– Вы говорили, что это связано с вашим отцом. Расскажете о нем?
Карл от удивления подался вперед, прядь длинных рыжих волос упала на лицо, и он сдул ее. Интересно, когда это он успел про папашу растрепать? А, ну да, они же его неделю назад чем-то накачали и проводили сеанс гипноза. Карл не возражал – гипноз лучше водолечения. Вообще, что это за манера обливать сумасшедших водой? Какой полудурок придумал, что это помогает человеку стать нормальным?
Врач снова сверился с записями.
– Карл, ваш отец сюда не попадет. Вы можете не бояться.
А Карлу-то чего бояться? Это тебе, Очкарик, бояться надо будет. Хотя, конечно, да, папаша – это проблема. Наверное, даже психологическая проблема. Карл закусил губу. Раз уж он здесь торчит, может, стоит, как они выражаются, «проработать» эту проблему?
– Ваш отец жестоко с вами обращался? – пустил пробный шар психиатр.
Карл задумался. Ну это было полудикое средневековье, тогда все друг с другом жестоко обращались.
– Да нет, в принципе, – наконец, ответил он.
Очкарик смотрел на Карла и скалился, в смысле, «доверительно улыбался». Карл сжалился.
– Понимаете, у меня кроме отца-то никого и не было. Мать я почти не помню, а отец… он всегда был… Ну таким, недостижимым, могущественным… красивым, – неохотно признал Карл. – Мне хотелось его одобрения, чтобы он меня заметил, а ему было наплевать на меня. Так, знаете, как на собаку, которая вокруг ног крутится – можно по настроению пнуть, а можно за ухом почесать.
Глаза Очкарика – Карл вдруг понял, что это прозвище подходит врачу идеально – загорелись, он что-то быстро застрочил в карте. Типа нашел общий язык с пациентом, мрачно усмехнулся про себя Карл.
– Вы что-то делали, чтобы заслужить его одобрение? – мягко спросил Очкарик.
– А то! – Карл фыркнул. – Я пил как лошадь с четырнадцати лет и даже целую деревню спалил. Так история с деревней очень даже привлекла папашино внимание. Прилетело мне тогда, конечно…
Очкарик застрочил с удвоенной силой. Зря про деревню сказал, подумал Карл, у них же как: поджигает, мучает животных, ходит под себя – значит, маньяк. И будут его пичкать какой-нибудь дрянью в еще больших количествах.