Читать Девочка без имени

Жила-была Девочка, которая не знала своего имени. Ну как не знала, лично к ней по имени и не обращался никто. Так получилось, что дети во дворе, да и сестра, чаще звали: «Эй!», «Эй ты!» Отец ее никак не называл, либо дразнил: «Плакса! Рева-корова! Давай!» Бабушка всегда путалась в именах, и приходилось ей напоминать, как зовут Девочку, но в следующий раз она опять перебирала разные имена, чтобы вспомнить имя внучки. Мама избегала звать ее по имени и обращалась безличностно либо косвенно: «Ирка-то что у меня учудила» Так Девочка узнала, что ее имя – Ирка. Но именно к Девочке Мама не обращалась по имени, не говорила ей «Доча, Ира». В школе же было принято детей называть по фамилиям или в сочетании с именем и фамилией.

Одним из развлечений ее Отца было моральное унижение Матери. Когда ему надоедало издеваться над ней, он привлекал к этому Девочку:

– Доча, Мать ведь у нас дура! Смотри, какая она дура! Скажи ей: «Мама, ты – дура! Ты – дура! Ты – дура!» Давай споем ей песенку: «Распустила Дуня косы, а за нею все матросы: “Эй, Дуня, Дуня – Я, Дуня – ягодка моя!”»

Девочке было непонятно, почему эта песня про Маму, ведь у той всегда были короткие волосы, и косы она никогда не плела. Матросов Девочка вообще никогда не видела в поселке, и кроме имени Дуня про Мать в песенке ничего не было. Но Отец так настойчиво заставлял ее это говорить и петь, что она, переборов любовь к Матери, научилась со злостью говорить эти слова и залихватски петь песенку. Отцу это очень нравилось, он ее подбадривал, и Девочка входила в роль. Иногда Отец еще ее подзуживал:

– А ты ее еще ударь! Чего это она тебе конфеты не дает!

Отец старался довести Мать до слез, и когда та, наконец, начинала плакать, безудержно хохотал, сажал на колени Девочку, целовал ее в губы крепко, с язычком, и качал на коленях:

– По кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам, в ямку – бух!

При этом он так делал на слове «бух!», что Девочка иногда прикусывала язык или ударялась головой об его колени, или он ее отпускал, и она со всей высоты падала на пол.

Так издевательства переносились с Матери уже на Девочку. Кочки становились все выше, приземления больнее, а когда Девочка кричала: «Хватит! Больно!» – Отец еще больше заводился и продолжал это делать до тех пор, пока Девочка не начинала сильно плакать.

Еще Отец любил щекотать Девочку. Здесь он тоже не мог себя сдерживать и щекотал ее до тех пор, пока та не начинала икать и терять чувствительность тела, а иногда и сознание.

Но самым излюбленным развлечением для Отца была игра «в Москву». Он спрашивал: «Хочешь увидеть Москву?», Девочка наивно отвечала: «Да! Хочу!» Тогда Отец с размаху хлопал ее своими большими ладонями по ушам так, что в уши набиралось сразу очень много воздуха, и они начинали болеть, как при снижении самолета, и одновременно с этим поднимал Девочку за голову высоко над полом, а Матери при этом говорил, гогоча:

– Смотри, она как голубь сейчас! У нее шея, смотри, какая тоненькая становится! Если ее хорошенько тряхнуть, то можно, как голубю, свернуть шею или оторвать от тела!

У Девочки дух захватывало от страха и боли, и уже не оставалось ни сил, ни слез, чтобы плакать или вырваться из лап этого чудовища. И только когда Отец опускал ее на пол, она изредка пыталась ударить его своими маленькими кулачками, но чаще забивалась в угол подальше, стараясь сделаться как можно меньше и тише, чтобы Отец ее не услышал, и плакала. Плакала долго и горько, пока не начинала кружиться и тяжелеть голова, и тогда она засыпала, иногда прямо на полу.