Читать Морана
Пролог
Наверное, во всех больницах СССР пахло одинаково: табаком и хлоркой в туалетах, лекарствами и карболкой в процедурных кабинетах, разными моющими средствами – в коридорах… Вот в палатах, где лежали больные, все было индивидуально. Где-то царил аромат свежесорванных цветов и фруктов, а где-то разило всеми оттенками пшенной каши и вареной рыбы, частенько разбавляемой все тем же табаком и запахом немытого тела. И ведь что странно: все больные во время пребывания в медучреждении пользовались исключительно казенными тапочками, а специфический душок застарелого пота и несвежих портянок все никак не желал исчезать… Разумеется, помимо всего прочего стойко пахло болезнями, и все теми же лекарствами; пирожками и газетами, мочой в суднах и всепроникающей хлоркой пополам с карболкой. Причем женские и мужские палаты в этом отношении были равны: и только детские немного выбивались из общего ряда. Потому что даже профессионально-циничные медики были все же в первую очередь людьми, и старались устроить больных деток хоть чуть-чуть, да получше.
Пик. Пик. Пик. Пик. Пик. Пи-ик!!!
Пока встрепенувшаяся на посту сонная дежурная медсестра сладко потягивалась, и пыталась не вывихнуть челюсть в могучем зевке, проснувшиеся в коридоре репродукторы известным всей стране голосом диктора Левитана сочно провозгласили:
– Внимание! Говорит Москва!..
В принципе, никто для пациентов специальных побудок не устраивал: люди болеют, так чего их зазря тревожить? Недаром же сам Гиппократ некогда говорил, что сон лечит. Так что хворобые могли спокойно себе спать… Вот только градусник у медсестры принять и сунуть под мышку – и можно досматривать самые сладкие сны. Разве что через десяток минут ненадолго проснуться и отдать стеклянные палочки с запаянной в них ртутью обратно, чтобы медработник мог записать показания шкалы в карточку-планшет, висящий на спинке кровати. Еще через полчаса в коридоре зычно начинали звать на утренние процедуры, после них призывы уже возвещали о начале завтрака, состоящегоиз жиденькой каши и кусочка жареной рыбы: съел свою тарелку, похлебал бледненького чая, и опять дрыхни дальше – хоть до обхода лечащего врача! Ну, если на очередные процедуры не надо, конечно. Или уборщица-поломойка не выгонит из палаты, чтобы все протереть и проветрить. А может и строгая медсестра придти, дабы отконвоировать больного на рентген, или тому подобные процедуры. Потом наставало время посещений, и вот тогда да, спать уже было сложно: но если человек действительно хотел этого, ему и «всадница» с персональным шприцом не могла помешать… Правда, не все посетители шли в палаты – некоторым назначали «свидание» в кабинетах врачей.
– Здравствуйте, я насчет Сашеньки Морозовой.
Окинув взглядом мнущуюся на пороге женщину средних лет, в которой чувствовалось что-то «педагогическое», заведующий нейрохирургическим отделением товарищ Фиренко приглашающе повел рукой:
– Да-да, заходите.
Едва устроившись на табурете для посетителей (стул мужчина убрал специально, дабы не баловать всех домогающихся его внимания), буквально вцепившаяся пальцами в свою сумочку женщина с явственной надеждой поинтересовалась:
– Доктор, ну как она?
Завотделением, будучи всего лишь кандидатом медицинских наук, поправлять представителя детского дома номер четыре не стал: вместо этого он, положив руку на медицинское дело Александры Морозовой, довольно кивнул: