Мокрый, холодный конец февраля. Настроение соответствующее. Температура ноль градусов. Ноль – минус один. И на душе полный ноль, ближе к минусу. Плюс ветер и отсутствие солнца.
С неба капает то ли ледяная вода, то ли колючие льдинки. Льдинки тают на лице. Ветер дует в мокрое лицо. Холодно. Ещё в ноги поддувает, туда, где короткие носки. И в рукава куртки.
Сашка натянул капюшон толстовки пониже. Он топал с дополнительных занятий. Подготовка к ОГЭ по математике. Хоть и учился он в математическом классе и математику любил, потому…
Потому что любил маму, а мама была учителем математики. Только не в той школе, где он учился, а в соседней. Мама специально не стала отдавать его туда, где работала сама.
«Чтоб ты не чувствовал себя училкиным сыночком», – так смеялась она.
Мама, мама…
Да. В последнее время он запустил вообще всё. Включая математику.
Всё.
Домой идти не хотелось. Никуда не хотелось идти. Между тем дорога из школы к дому проходила мимо культурного центра «Мелодия». И раньше шла, и сейчас.
И каждый раз, когда Сашка проходил мимо «Мелодии», его сердце ёкало.
Ёкало, бекало, мекало.
Потому что раньше он бежал по этой дороге, торопился в «Мелодию» к дяде Васе, или к Василию Михалычу.
Потом он старался побыстрее проскочить мимо «Мелодии» или пройти, отвернувшись, по другой стороне улицы, размышляя весьма однообразно: «А оно мне надо? Да зачем… Да всё равно!»
А сейчас…
Нет, он зашёл в «Мелодию» не потому, что хотел. Он зашёл, потому что замёрз. Так, по крайней мере, Сашка себя уговаривал. Или обманывал.
Замёрз. И всё.
«Если дяди Васи нет, значит, мне туда не надо, – загадал Сашка. – А если есть… Если есть…»
Дальше он додумать не успел. Толкнул дверь в студию и услышал знакомый басок:
– Внимание! Всё делаем аккуратно и бережно, и по-настоящему! Не думаем, что это изделие игрушечное и можно делать тяп-ляп, абы как!
«Малышовая группа, – успел подумать Сашка. – Хорошо, что малышовая».
Нет, со старшими ему не хотелось бы встречаться. Потому, что…
Потому что потому. Что кончается на «у».
– Здравствуйте, Василий Михалыч!
– Кого мы видим, кого мы лицезреем, – развёл руки дядя Вася. – Здравствуй, Александр, надежда русской инженерной мысли!
Дядя Вася постарел… Ещё более седыми стали волосы, глубже складки на лбу. Но такой же статный и неуловимо симпатичный. Добрый.
Малыши повернулись к Сашке и раскрыли рты. А Сашкин рот помимо воли растянулся в улыбку:
– Здравствуйте, Василий Михалыч, – повторил Сашка.
Ничего другого ему просто в голову не пришло. Появилось такое чувство, что наконец-то он вернулся домой после долгих странствий.
– Проходи, проходи, – радушно пригласил Михалыч. – «Эх, моряк, ты слишком долго плавал» *.
Василий Михалыч почувствовал, что надо петь про долгие странствия.
Сашка уже не мог убежать. Он снял рюкзак, снял куртку, повесил её на вешалку. Посмотрел на дядю Васю. Дядя Вася – на него. Пристально.
«И правда, – подумал Сашка. – Я слишком долго плавал. Кругами».
Вот за что можно любить дядю Васю, помимо всего прочего. Дядя Вася не терпел лишних разговоров. Дядя Вася не задавал лишних вопросов.
И вообще – ничего лишнего.
Ничего лишнего и мало личного.
Полностью забыть робототехнику у Сашки не получилось. Он не появлялся у дяди Васи целый год. Может и больше.