Ты должен.
Иначе не спасешься.
Ты ведь знаешь это.
Да, Анатолий Сергеевич знал. И потому протянул ей свою ношу. Жадные серые пальцы сжали плечи Светика и почти без усилия забрали трехлетнюю дочь у него из рук. Горящие ладони все еще чувствовали изгибы исхудавшего детского тела. Складочки давно не стиранной одежды словно отпечатались на коже. Жгли. Призывали действовать.
Но все, что он мог, – это склонить голову и бухнуться коленями в песок посреди полумрака пещеры, полной выступов и сводчатых впадин. Пасмурный оловянный свет, сочащийся от входа, тек над песчаными волнами, наполняя тенями большие и малые каверны, касался жесткой чешуйчатой кожи существа напротив.
Серая Мать – так она себя называла. Анатолий Сергеевич не знал почему. О ее детях он тоже ничего не знал. Не хотел знать. Догадывался только, что они есть, раз она – Мать. Может, потому она и забрала Светика? У ребенка ведь должна быть мать… Или уже есть? Или…
Мысли путались. От них болела голова и делалось страшно. Именно от них, от мыслей. Ему вдруг отчаянно захотелось убежать. Вырвать Светика из этих серых лап, прижать к себе и бежать куда глаза глядят, чем дальше, тем лучше!
Но, даже сгорбившись, уродливая Серая Мать возвышалась над взрослым мужчиной почти на полметра. Ему, разбитому, ослабевшему от голода, побег не по силам. Он не смог бы. Он откуда-то знал, что справиться с ней невозможно.
– Толенька, не надо! – умоляла Маша, червем извиваясь в пылящем от каждого движения песке. – Толенька, я прошу тебя! Толенькааа…
Кричать и плакать – вот все, что оставалось сейчас его жене. Серая Мать велела связать ее, и Анатолий Сергеевич подчинился. Запястья Маши он стянул ремнем, вытащенным из мятых брюк, а ноги – своей засаленной, истрепавшейся рубашкой. Ничего другого у него с собой не было. Серая Мать не приказала ему захватить что-то с собой. Просто распорядилась привести их сюда, в Колыбель. Сказала, что он сможет спастись, если приведет их. А он очень хотел спастись. Больше всего на свете. Он думал об этом каждый час, каждую минуту, с тех пор как оказался здесь. И Серая Мать пообещала ему это.
Теперь ее рука, длинная и узловатая, как ветка старого дерева, прижимала Светика к килевидной груди. Дочка свисала безвольной куклой, и от этого зрелища что-то опять рвалось внутри у Анатолия Сергеевича, но уже так глубоко, что он едва ощущал это. На поверхности все было спокойно. Ладони остыли. Он не должен был бояться за Светика. Она наверняка сейчас видит сны. Серая Мать умеет вызывать хорошие сны.
Большая голова с выпуклыми бельмами глаз повернулась в сторону кричащей и бьющейся в пыли Маши. Вторая рука коснулась жены. Ладонь с шестью паучьими пальцами проползла вверх по плечу и впилась в растрепанные, много дней не мытые волосы, обхватив голову почти целиком.
Крик оборвался на полуслове. Лицо Маши разгладилось, глаза закатились, и вся она как-то обмякла, тоже превратившись в куклу. Серая Мать склонилась к ней. Тонкие веки прикрыли глаза цвета вареной рыбы. Десятки отверстий раскрылись и затрепетали под ними, сделав лицо Серой Матери похожим на ноздреватый метеорит.