Наследник родился ночью, в грозу. Дождь потоками журчал по желобам дворца, ветер рвался в плотно закрытые ставни, молнии разрезали темное небо, словно трещины черное яйцо.
Слуги шептались, что боги хотели присутствовать при рождении мальчика и стучались в окна и двери порывами ветра, дождем, бились о кровавую черепицу дворца молниями, но король Игнис не позволил им этого. Королеву перенесли в комнату без окон, где она в страшных муках рожала уже более суток. Король в какой-то момент вошел и заявил, что велит вспороть ей брюхо, если она не разродится к рассвету. Несчастная умерла за час до восхода солнца, выпустив на свет багрового и орущего младенца.
Король Игнис был доволен. Наконец-то появился сильный наследник. Прежние умирали, а этот становился все больше с каждым днем. Он рано открыл глаза, еще неопределенного цвета, с удивлением глядел вокруг, и взгляд этот был чист и открыт.
У Люме было все, что нужно для роста и развития: три кормилицы, отряд служанок и рота слуг. Все они сдували с мальчика пылинки, тряслись над ним, потому что король жестоко карал за малейшую провинность.
Малыш радостно реагировал на все вокруг, но больше всего тянулся к отцу, словно чувствовал в нем единственного кровного родственника. Но вот отцовской любви не было.
Игнис сам не знал, что это такое, и считал слабостью и глупостью любые проявления этого бесполезного чувства. И сына своего он воспитывал так же. Убивал его любимых слуг и животных у него на глазах, повторяя, что настоящему правителю нельзя проявлять слабость. Мальчик плакал, умолял, но когда понял, что его привязанность обрекает на смерть любого, стал отстраненным и холодным, чтобы уберечь от гибели дорогих ему слуг и питомцев. А потом забыл, почему холоден, и забыл, как любить.
Отец хвалил его и был доволен, только когда мальчик проявлял жестокость, и ребенок быстро это понял. Значит, чтобы отец любил, надо быть беспощадным.
Ему было физически тошно, когда отец принес ему котенка и приказал убить. Люме посмотрел на играющего завязками на его рукаве доверчивого зверька, и только страх перед отцом не позволил ему разрыдаться от жалости. Он взял котенка себе на руки и постарался сделать все как можно быстрее. Но потом еще несколько ночей подряд просыпался, задыхаясь от слез, ощущая в ладонях последние содрогания доверившегося ему существа.
Но постепенно сердце ожесточилось, потому что переживать каждое убийство было слишком больно. Жалость, доброта, любовь оказались погребены под толстой и непробиваемой броней жестокости. А когда юноша подрос, он даже стал получать от этого болезненное удовольствие. Он постоянно доказывал отцу, что он такой же холодный и строгий, как его родитель. А не такой мягкий и бесхребетный, какой, по утверждению отца, была его мать. Люме мечтал, чтобы отец гордился им. Скупое одобрение: полукивок, ухмылка, взгляд – и он готов был снова уничтожить кого-нибудь, чтобы получить это еще раз. Иногда Люме имел неосторожность привязываться к людям. И они умирали. Чаще всего – от его же руки по приказу отца.
Ненависть, которую он испытывал втайне к самому себе, проявлялась вовне как ненависть к людям. И постепенно остались только эта ненависть – и жестокость. Люме боялись сильнее, чем отца: его вспышки гнева и злости были еще более непредсказуемыми, он мог убить любого просто так, чтобы посмотреть на предсмертные судороги и полюбоваться на растекающуюся лужу крови.