⇚ На страницу книги

Читать Смотрящий

Шрифт
Интервал


«…И возрыдали братья и сестры, И пали ниц, И Тьма сошла на Землю, Но Земли той уже не было…»


***

Они снова будут петлять среди безлюдных темных кварталов защитной Зоны, в брошенной кем-то полуразбитой машине. Заметать следы, чтобы оторваться от предполагаемого «хвоста», хотя оба знают, что сюда по доброй воле не ступит ничья нога. Снова поначалу это будет веселить их, добавлять огня в истосковавшиеся души, чтобы потом высветить изнутри все потаенное, сломать все границы, переплавить их двоих в одно целое, наделив иллюзией вечности. А затем – сжечь в пепел, что медленно осядет куда-то вниз, в темноту, оставляя после себя лишь знакомый привкус дымной горечи.

Потом он, как обычно, встанет у окна, глядя на пустые мертвые здания, режущие своими крышами черный горизонт. Где-то там, в вечной ночи остался Город с его вечными фонарями и негаснущими окнами небоскребов. Мерно пульсирующая жизнь, из которой они двое выпали на мгновение, и куда вернутся вскоре.

А пока они здесь, в одном из брошенных домов, что тянутся вдоль Периметра, в пустой холодной квартире. Она спит на чужом диване, кутаясь в его черный форменный плащ и зябко поводя плечами. А он снова будет смотреть на нее, не думая и не сожалея ни о чем. Просто так.

И даже ее очередной, хоть и очень редкий, внезапный приступ удушья – тоже снова. И неземной ужас в полумертвых глазах. Он успеет ей сделать укол – ампулы с препаратом она всегда носит с собой – и будет качать ее на руках, осторожно вытирая холодную испарину с худенького лица.

Вот и сейчас. Сегодня.

– Прости, Грин, – сказала она, придя в себя после того, как подействовал препарат.

– Тебе не за что просить прощения. Это я… Я во всем виноват.

Он резко встал и заходил по комнате.

Она с опаской и настороженностью следила за ним.

– Нам нужно это прекратить, – сказал Грин, стараясь не встречаться с нею взглядом.

– Нет. Только не это. Я справлюсь.

– Ты же знаешь, обычным людям не место в Зоне. Я вообще не представляю, как ты здесь выживаешь.

Он подошел к ней и присел рядом:

– Ли́ви, самое страшное для меня – это потерять тебя.

Девушка откинула со лба сбившуюся русую прядь и, слегка отстранившись, твердо посмотрела Грину прямо в глаза:

– Это происходит со мной и за пределами Зоны. Там. В Городе… Со мной и еще с сотнями, а может, с тысячами людей. Но у них нет этого препарата.

Помолчав, она тихо добавила:

– Я случайно услышала, как отец говорил по телефону. Ему докладывали. Т-синдром распространяется по Городу как эпидемия. А с производством «сакуры» возникли проблемы… Я боюсь, Грин. Что-то грядет. Что-то страшное.

Грин снова обнял девушку, будто пытался защитить от неведомой опасности. И промолчал.

Если он скажет, что его тоже одолевают подобные предчувствия, то вряд ли это утешит Ли́ви.

Грину не раз приходилось видеть, что делает с людьми Т-синдром. Сначала человек впадает в ступор, буквально каменеет в любой позе, застигнутый приступом врасплох. На побелевшем неподвижном, как маска, лице, живут только одни глаза, которые словно видят нечто, в принципе несовместимое с человеческим бытием. И Бытием вообще. И это нечто находится внутри самого человека.

Потом – полная остановка дыхания.

«Такое ощущение, что я просто не умею дышать, – рассказывали те счастливчики, которым удавалось пережить приступ, – и никогда не умел раньше. И что у меня вообще нет легких…».