– Кто-то украл мои ножницы! – пожаловался дедушка, заходя на кухню.
Ходит он почти бесшумно. В этом ему отлично помогают новые тапочки из овчины.
– Это я забрала твои ножницы, – признаюсь я.
– Зачем? Верни, пожалуйста, они мне нужны, – поёт он сладким голосом.
– Не могу, – говорю как можно тверже.
– Почему же? – хитро косится на меня дедушка.
– Ты опять что-нибудь порежешь.
– Я ничего не режу, кто тебе про меня такое сказал?
Не дедушка, а божий одуванчик. Кто увидит, ни за что не поверит, скажут: наговариваю на старика.
– Дедушка, скажи, зачем ты порезал летние штаны? – продолжаю я разговор.
– Летние штаны? – удивляется дедушка.
– Да, те самые штаны, которые, ты говоришь, у тебя украли.
– Да, украли! – соглашается он.
– Я нашла их в мусорном ведре. Порезаны на мелкие кусочки.
– Не я резал штаны! Это враги!
– Ну ладно, штаны. Но зачем ты порезал простынь?
– Какую простынь? – по-детски удивляется дедушка.
– Голубую простынь на резинке, что я постелила тебе вчера.
– Она была безобразной.
– Простынь? Безобразной? – еле сдерживаю смех. – Значит, ты признаешь, что порезал её?
Молчит. Соображает. Что-то придумал, говорит:
– Послушай, это мои штаны. Я их купил. Отдал за них деньги. Имею право.
– А простынь моя. Я её купила. Она на резинке, чтобы не сворачивалась, специально тебе её постелила. Эх, дедушка!
– Мне не понравилась. Безобразная, непонятная какая-то.
– Вот поэтому ножницы я тебе пока не отдам.
Аргумент про деньги действует на дедушку убедительно. Уходит.
Кухня. Спустя два часа.
– Кто-то украл мои ножницы…