"… и так тесна была наша
дружба, что я не заметил,
как пролетели последние
три года моего испытания,
которое мы пережили
вместе…"
Д. Дефо. "Приключения Ро
бинзона Крузо".
«Мой первый друг, мой друг
бесценный!»
А.Пушкин
– Елизавета Петровна! Тетя Лиза! Попросите переплетчиков!
Пожалуйста! Они Вас послушают.
Перед журналисткой самой популярной перестроечной газеты города Житина – Листовской, пожилой грузной дамой с копной наполовину серебряных, наполовину черных волос и по молодому яркими агатовыми глазами стояла главбух Нина Михайловна Книппер.
– Нинка! Какие переплетчики! – отмахнулась та. – Ты с ума сошла! Я к Казику опаздываю. И вообще, я не человек уже! Я вторые сутки не сплю. Нашему пану Фелютеку то заглавие не нравится, то конец никуда не годится, теперь еще сократить предложил!
Сказала и, тяжело переступая отекшими ногами, втиснутыми в стоптанные лодочки на шпильке, стала подниматься по крутой лестнице, ведущей к обычным редакционным неприятностям.
Это жалобное "тетя Лиза" пару раз потревожило ее память в течение рабочего дня, но отозваться на него не было ни сил, ни времени.
Ночью Елизавете Петровне приснился Костик. Не тот – грузный и обезноживший после инсульта, а молодой и веселый. Он сидел за столом под вишней- чернокоркой в вышитой украинской сорочке, смеялся и макал в сметану крупную еще зеленоватую снизу клубнику с раздвоенным "подбородком." От этого клубника походила на любимые Костиком вареники, а сам он – на гоголевского казака Чуба.
– Господи! – подумала во сне Листовская с замирающим от счастья сердцем. – Чего же я все плачу и плачу?! Вот же он, Костик!
Проснулась она с легким сердцем. Вспомнила, что на сегодня взяла отгул и блаженно подремала еще полчаса.
Пятнадцать лет назад такие сны до слез терзали ее душу, а теперь, когда они приходят все реже и реже, Елизавета Петровна радовалась им, как встрече с живым Костей.
"Тетя Лиза!" – не к месту и не ко времени опять прозвучал в ее память Нинкин голос. Она вздохнула и потянулась к телефону.
– Слушай, Нинуля! У старой курицы пробудилась совесть. Приходи вечером. Я пирог испеку, и мы поговорим, что там у тебя с переплетчиками.
Нина Михайловна Книппер считалась в редакции крестницей Листовской. Елизавета Петровна устроила ее корректором в пятьдесят седьмом, когда о «Деле врачей» в бывшей черте оседлости евреев на Украине помнили крепко. И потому многие беспричинно уволенные в начале пятидесятых долго еще оставались не у дел. То есть работу себе такие люди находили: надомничали, чинили одежду и обувь, репетиторствовали, но прожить семьей на те гроши было трудно.
Нина была трогательной большеглазой девочкой с волосами цвета гречишного меда, заплетенными в две косы. Они были подвязаны "корзиночкой", которую украшали два коричневых бантика из узких атласных лент.
Елизавета Петровна хорошо знала ее мать – Мэри- Марусю – по довоенной учебе в "Днепре", так все называли Днепропетровск. Обе проходили ускоренный предвоенный курс на филфаке университета. Всю войну Листовская провела в эвакуации в поселке Орск недалеко от Чкалова. С Мэри встретились уже в пятидесятом году в Житине, на Костиной родине. Костя, известный военный корреспондент, помог ей устроиться на работу в мужскую школу, которую сам когда- то закончил, и где его еще помнили. До Кремлевской истории с «отравителями» врачами- евреями Мэри была там библиотекарем, а потом в той же школе мыла полы и топила печи.