⇚ На страницу книги

Читать Медово-гранатовый бензин

Шрифт
Интервал

Дизайнер обложки Валерия Валерьевна Зайцева


© Горяшек Тикито, 2024

© Валерия Валерьевна Зайцева, дизайн обложки, 2024


ISBN 978-5-0062-7033-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кантата битых стёкол. Акт 1

Воин в роли рыцаря со страниц куртуазных романов.

Нелогичная ратуша.

Великанская зима. Рассвет.


– Когда-то я загадал пройти по дороге тяжелого метала, но ты это прекрасно знаешь.

Жаворонок и черная-черная птица встрепенулись, недоумевающе переглянулись. Роковые и симфонические оркестровые – духовые, ударные и струнные сессии третейских инструменталистов, – задали Нелогичной ратуше апокалиптический темп и ритм. Затрепетав под сводом свинцово-снежных облаков, Воин достал из кисета папиросную гильзу, желто-красный табак. И тяжесть пригнула его к земле, ведь вес всего загробного – марсианского, венерианского или иного, – давил нещадно, обременял. Да и медные саксгорны судей, – мягкое, никчемное звучание! – мешали дерзко думать, поступать.

– Солнце, – тихонько позвал Воин, прикурив от светлячка, уголька или искорки. И лихо прошелся по безымянной электрогитаре, в тембре и чистоте похожей на ведущие электрогитары рок-музыкантов 20-го века. Это вступление – жесткое, бескомпромиссное и смелое требование, – пробилось до самых башенных вершин Ратуши.

Ответа не последовало. Приноровившись к гротескному стилю, Воин сумел вскинуть голову в атональном гитарном соло – с неба сорвались двадцать четыре увесистые снежинки. Рейнеке – заря его, и колдовское любящее солнце, – слезы льет? Воин в надежде открыл глаза, но увидел лишь безразличную пасмурную высь. Он осекся и в небрежном трансе съехал на характерный скрежет, позволив нескольким лопнувшим струнам рассечь его ладони. Стекленеющая кровь залила снег, и Воин в фехтовальном взмахе замарал лицо Витражного ангела – исполнителя желаний, словно собирающего мозаику из многоцветных надежд и их бесцветных последствий.

– Что думаешь, заря? – робко, нежно спросил Воин.

Тягостное молчание послужило ему ответом. Воин преклонил колено, – да, настоящий рыцарь со страниц куртуазных романов, – и упрямо уставился на узор из полупрозрачных стекол, инея. Сосредоточившись сверх всякой смертной меры, он начал перебирать оставшиеся струны и выдавать Ангелу беднейшую из теней именитых рок-баллад:

– После смерти Рейнеке я все гонялся по кругу за солнцем, всегда всходящим и заходящим позади меня, – Воин вплотную приблизился к мозаике, как бы положив руки на понурые плечи Ангела, – но постарел, зари так не увидев.

На том рыцарская лирика и оборвалась. Строго осмотрев «Безымянную», Воин спиной прислонился к витражу и занялся перетягиванием струн. Воображение ли, но пока витые нити вибрировали под его сигилами – магическими музыкальными символами, вытатуированными на ладонях, – Воина больно-больно кололо прошлое. И в голове его фальшиво пел затертый образ совести, незаурядного ума и чувства ответственности:

– Погоня эта была трагичной, достойной. Сколько раз ты молил Ангела о том, чтобы не дойти до опустевшего дома? Ты был безутешен, ведь мечтал вернуть ее; ты никак не мог смириться, ведь желал быть с ней. Часы черной-черной птицы тикали – песни жаворонка лились. Но ты всегда доходил до опустевшего дома, отпирал двери его и с порога слышал ненавистный ход, – тик-тик-тик, – и с каждым невысоким свитом, – фю-фи-юи-ю, – солнце лишь яснело, расцветало в твоей памяти. И ты сорвался на запретное, недозволительное. Рыцарь, что ты натворил?