Читать Sillage

Аромат, который задерживается в воздухе, след, оставленный на воде, впечатление, которое словно бы осталось в пространстве.

Мистер Гадо Глэр знал расписание выхода свежей прессы, как свое собственное. Он лично был знаком с большинством продавцов газетных киосков, торгующих поблизости, и те откладывали экземпляр нужного тиража. Каждое утро ровно в 8 утра, не допив сваренный кофе, надевал поверх пижамных штанов грубое черное пальто, выходил из квартиры на Родео-драйв к газетному киоску и брал сразу 7–10 изданий. Еженедельная, периодическая пресса – глянец и новости, связанные с миром голливудского мира блеска и вечного праздника. Однако последние сплетни о коллегах не интересовали, фотографии папарацци вызывали отвращение. Он, не глядя, перелистывал журналы, ища в них небольшие заметки кинокритиков.

Это утро мало чем отличалось от остальных, разве что кофе оказался крепче обычного, что вызвало неприятную горечь. Запыхавшийся мужчина расположился в просторной светлой кухне за старым дубовым столом, который постепенно перестал быть обеденным, переквалифицировавшись в рабочий. Мягкое удобное кресло, обшитое велюром с нежнейшим ворсом, приставлено спинкой к стене. Оно уже не первый год служило владельцу и прекрасно подстроилось под его анатомические данные. Чтобы добраться до кресла, приходилось протискиваться между стеной и столешницей, что занимала почти всю ширину кухни. Во главе массивного стола – открытый ноутбук, за ним смятые клочки бумаги, записки, исчирканные курсивом неразборчивым почерком, грязные чашки из-под кофе, блистерные упаковки таблеток, ручка Parker, затупленный карандаш. В отличие от захламленного стола, остальная кухня производила впечатление нетронутой чистоты. Белые шкафчики проходили вдоль всей стены от потолка до пола, вместившие в себя новую бытовую технику из прошлогодней коллекции, всю в тон мебели. Напротив стола – огромные окна, обрамленные воздушной тканью-паутинкой и тяжелыми занавесками молочного цвета.

Стену за рабочим местом оформляют рамки с фотографиями. На самой большой фотографии изображен еще совсем молодой мужчина с сероватым лицом, большими темными глазами, кучерявыми черными волосами, которые небрежно тронула седина, и искривленной улыбкой, вызванной частичным параличом лицевого нерва. Рядом с ним женщина с небрежными локонами пшеничного оттенка, хрупкой фигурой и незабываемыми васильковыми глазами. Они мило, лучезарно улыбались, нежно прижавшись друг к другу на фоне бирюзовой воды океана. Остальные фотографии были развешаны в хаотичном порядке, создавая на стене коллаж. Фото с церемоний награждений, премьерных показов, любительские кадры со съемочной площадки.

Стопка свежих журналов и газет лежала на краю стола. Гадо взял верхний, положил перед собой и, глядя на обложку, поморщился. С обложки на него смотрели укоризненно те самые васильки, а пестрый заголовок кричал о том, почему распалась одна из самых крепких пар голливудских холмов. Мужчина закатил глаза. В голове пронеслась мысль, что, если бы он сам знал ответ, то данной статьи не случилось бы. Он быстро перелистал страницы, ища нужную. Мистер Глэр не понимал, как в столь сомнительном глянце публикуется престижный кинокритик. Дойдя до нужной статьи, залпом прочитал и замер. Перечитал снова. Еще раз. Начал пристально вглядываться в буквы, в каждое слово, словно пытался поймать скрытый подтекст, не веря, что правильно всё понял. Отложив прочитанный журнал, взял следующий, затем еще один, и практически в каждом из них были схожие рецензии. При общей положительной оценке критики и зрители сокрушались над финальным кастингом. Отложив газеты и снова вернувшись к первому источнику, перечитал в четвертый раз. Мнение Меото Хапия было одно из самых влиятельных в сфере. Он мог поднять новую звезду кино на небосклон, но и вполне имел возможности разгромить даже самую непробиваемую звезду. Но Гадо никогда бы не подумал, что однажды тот доберется до него.