Великобритания, 1997 год
Теория вероятностей предполагает, что шанс, каким бы ничтожным он ни был, всё-таки есть
Сторонний наблюдатель непременно решил бы, что старик в кресле-качалке испустил дух, приняв яд. А что ещё можно подумать, если хозяин дома так себя вёл? Сначала вроде как высыпал что-то в стакан с водой и выпил всю жидкость. А как поставил пустую стекляшку на стол, так тут же и вытянулся и навсегда перестал дышать!
Но даже самый искушённый эксперт-криминалист не найдёт следов отравы ни в посуде, ни в теле. Нельзя найти то, чего нет.
Стороннему наблюдателю вообще не стоит видеть и слышать, что происходит в душном помещении, где вроде бы спокойно общались два джентльмена, но один из них зачем-то умер. Всё выглядит как-то вопреки здравому смыслу.
Человек в комнате, внешне неотличимый от лондонского профессора Глена Смита, не обращал ни малейшего внимания на покойника, но с интересом обшарил карманы собственного костюма, будто не представлял, что в них может находиться. Обследовал кожаный портфель учёного, внимательно просмотрел визитки и всё, что нашлось в памяти сотового.
– Неплохо, неплохо, ― повинуясь привычке разговаривать с собою, забормотал субъект, когда обнаружил и немедленно сжёг письмо. То самое, что побудило профессора отправиться в глушь ради оценки старинных богословских книг. ― Пора собираться в путь. Заодно покопаюсь в новой голове.
Мнимый профессор подобрал с пыльного пола оброненный свиток и бережно уложил его в красивую шкатулку. Оттуда, напротив, достал маленькое зеркальце с изящной ручкой и полюбовался на себя.
– Приятное зрелище, что ни говори. Жаль, недолго мне таким красавцем ходить. Проклятая судьба! Но господина Смита я выбрал, похоже, не зря. Его память хранит информацию об очень интересном документе. Но нужно восстанавливать детали.
Зеркальце отправилось вслед за свитком. Мужчина закрыл мини-сундучок, подхватил его за крепкую ручку и поставил на столик, небрежно смахнув стакан. Разбитое стекло звонко хрустнуло в помещении, где царствовали старинные книги, и каких-то полчаса назад ещё звучали два голоса.
– О, наверняка найдутся желающие похоронить все свои бывшие оболочки с максимальной роскошью. ― В голосе, оставшемся сейчас единственным, проскользнули язвительные нотки. ― Но я не столь щепетилен. В конце концов, это только плоть, рождённая неведомой мне женщиной от слияния с таким же неведомым мужчиной. Временный сосуд моего духа, и не более того.
Сверившись с расписанием поездов, странный человек взял ларец в одну руку, а портфель – в другую. Выбрался из комнаты в прихожую, осторожно выглянул наружу. Поблизости по-прежнему не наблюдалось ни единой живой души, как и некоторое время назад, когда прибывший профессор разглядывал облупленную постройку. Вряд ли можно считать живым замухрышку-голубя, смиренно ожидающего последнего часа возле длинной лужи.
– По моей милости, местные обалдуи страдают жутким склерозом, ― продолжал бормотать владелец сундучка. ― Как только в своём домишке умирает очередной Милвус Виперидус, они напрочь забывают, кто он такой и как его звали. Хоронят его как неизвестного… ох, сколько их там уже лежит! Невероятно выгодно: мне даже не приходится тратиться на погребения.