Читать Сахалинский ренессанс

Помятое лицо Бенджамина Франклина двоилось, увеличивалось и мелькало перед глазами, его длинные волосы колыхались в такт движениям головы. Бенджамин поджал подбородок и процедил: «Время – деньги». Внезапно лицо его стало еще более круглым, и голосом Андрея он прошипел:

– Откуда это?

Татьяна резко села на кровати, стряхивая сон и пытаясь сфокусироваться. Андрей в майке, вспучившейся пузырем на животе и форменных брюках, подпоясанных ремнем, тряс перед ее лицом двумя стодолларовыми купюрами. Круглые, темные навыкате глаза зло и вопросительно смотрели на Татьяну. Рядом на прикроватной тумбочке валялся телефон Nokia и открытая книга Кобо Абе «Без Лица», в которую она накануне недальновидно засунула эти купюры.

– Почему ты мне говорила, что у тебя денег нет? Врешь мне? Опять?

Внутренний голос прошептал «Молчи». Татьяна забилась в угол кровати, поджала колени к груди и опустила глаза в пол, пережидая вспышку гнева Андрея. Из-под опущенных ресниц она отстраненно наблюдала, как открывается его рот, наливаются глаза и лицо искажается в гримасе. Его всегда бесило ее молчание, но спорить и объяснять что-либо было бы бесполезно, это надо было переждать, и пережидая, определиться с дальнейшей стратегией действий.

Приезд Андрея был неожиданным. Обычно они встречались в этой квартире, снятой им в Южно-Сахалинске год назад, по выходным. Сегодня была пятница и она специально взяла отгул на работе чтобы заняться переводами. Переводы с английского давали неплохой заработок, количество заказов росло, а работа секретарем в отделе дознания давала возможность подхалтурить и заработать пару-тройку сотен долларов за месяц. Если откладывать года полтора, то можно, наконец, купить себе жилье. Не в Южно-Сахалинске, конечно, но рядом, в пригороде.

Андрей не унимался, как из автомата, из него вылетали злые отрывистые фразы, перемешанные с ругательствами. Эта маленькая сучка, которую он приютил, пригрел, дал ей всё – защиту, покровительство на службе в отделении милиции города Невельска, постоянно инструктировал и воспитывал, теперь эта неблагодарная девчонка врет ему, считает его, взрослого, умного, состоявшегося мужчину, полным идиотом. Ради нее он ушел от Ольги (не расторгнул брак официально, конечно, но это же просто формальность), оставил сына (пацану двадцать стукнет, но другого-то отца у него нет). Теперь она сидит, овечкой прикидывается и в глаза не смотрит. Но не таких обуздывали.

У Татьяны потекли слезы. Она умела плакать молча, не всхлипывая, и не истеря. У нее как будто включался кран внутри, и слезы начинали течь ручьем, длинные ресницы намокали, щеки розовели. Когда она наконец поднимала голову и смотрела на собеседника, ее орехового цвета миндалевидные глаза излучали грусть и вся она была необыкновенно прекрасной, иконописной. Никто не мог сопротивляться этому ангелу, на обидчика накатывалось раскаяние в содеянном, и битва полов была выиграна. В этот раз Андрей продержался дольше обычного, злость и возмущение хлестали через край, и Татьяна уже подумала, что без рукоприкладства не обойдется. Она закрыла лицо ладонями, и он наконец сдался. Гнев сменился на снисхождение. Он присел на край кровати, держа в руке купюры одной рукой, другой гладя Татьянину коленку.