Читать Три девушки и одна под кроватью

Спасибо от автора, за интерес к книге

Через семь лет после окончания Борисоглебской гимназии, я по служебной надобности отправился из Петербурга в Сестрорецк. Здание нового вокзала Приморской железной дороги еще не было готово. Верхнее строение пути, довели до угла Флюгова переулка и Большого Сампсониевского проспекта.

Вечерело. Подачу поезда задерживали. Петербург в июле 1912 года изнывал от жары: кирпичные многоэтажные громады, каменные мостовые и тротуары были раскалены, а воздух насыщен пылью, копотью и смрадом. Мое внимание привлек тучный господин, в бесформенном одеянии, больше похожем на женский ночной капот. Он постоянно доставал из полосатых брюк часы-луковицу, смотрел на золоченые стрелки и, не обращаясь ни к кому конкретно, тяжело вздыхал:

– Безобразие! Это просто какое-то безобразие!

Вот он в очередной раз, с брюзгливо печальным лицом, проделал знакомую операцию, утер платком красное потное лицо и тут… О! Чудо! Состав, наконец, подали. Паровоз был не новый, но хорошо вымытый, блестящий, производства шведской фирмы «Motala». К нему были прицеплены несколько санитарных вагонов с красными большими крестами и белыми занавесками на окнах и отсчет начинался после них. Уставшие от ожидания пассажиры, дружно кинулись занимать свои места.

У меня был билет в шестой вагон. В него выстроились около пятнадцати человек. Я неспешно проследовал и встал в конец очереди. При этом невольно отметил, стоящую в середине, миловидную молодую женщину темные волосы собранные в прическу задерживали взгляд. На ней было серое платье из шелкового крепа с умеренным блеском. Ткань мягко облегала ее стройную фигуру, струилась вспыхивающими складками, а плечи и верхняя половина тела, были прикрыты, короткой белой кофточкой разлетайкой. На голове незнакомки, чуть набок, крепилась пристегнутая булавками, шляпка из китайской чесучи, а сквозь темные локоны волос проглядывали серьги из зеленого агата. Хотя лицо ее, мне было видно только отчасти, я смог уловить, что тонкие губы девушки совершенно не улыбались, хотя глаза, на удивление, смотрели на мир восторженно и радостно.

В этот момент я заметил как, она скользнула взглядом по очереди, на долю секунды остановилась на мне и тут же отвернулась. Это было так быстро и неуловимо, что вполне можно было принять за случайность. А может так и было.

Наконец подошла и моя очередь. Кондуктор придирчиво осмотрел предъявленный билет, что-то хмыкнул и я проследовал в вагон. На удивление в купе не было так жарко, как можно было ожидать. Не успел я устроиться и разложить скромный багаж, как ко мне зашел, тот самый, тучный господин, с предложением сыграть в вист. В руках он держал полную колоду – 52 карты и ловко ее тасовал. Я без особого удовольствия проследил за его белыми нежными пальцами. Очевидно эти руки никогда не держали, чего-либо тяжелого, стоящего.

– В эту игру, – попытался урезонить я его, – лучше играть вчетвером!

– Да! Но, а что делать! – попытался оправдываться он. – Нужно как-то убить время!

Я считал себя неплохим игроком. Чтобы им прослыть, следовало уметь запоминать ходы. Главное запомнить 26 карт своих и своего партнера. Я любил это занятие, особенно в дороге, но тут, повинуясь шестому чувству, отказался, сославшись на усталость. От его голоса и внешности исходило что-то неприятное. Он еще долго сидел напротив, сверля меня маленькими рыбьими глазками, видимо ждал, что я передумаю. Это было, в конце концов, невежливо. Я встал, подошел к окну, отвернувшись от него.