Читать На таёжной тропе

Посвящается мужу, – таёжнику, геофизику, охотнику, трагически погибшему в северной тайге Югры, в мае 2022 года, и всем нашим лайкам, сотни раз спасающим меня от медведей, волков, грозной метели, рассвирепевшей горной реки, от трескучих морозов, опасностей глухой ночи; добывающих нам еду, согревающих душу от боли безвозвратных потерь. Посвящается людям леса, однажды невернувшимся из тайги и тем, кто их ждал и ждёт.

Дождь – самая пренеприятная погода для охотника. Вынужденное безделье разочаровывает по поводу не пройденных мест, не запечатлённых закатов. И дело не в добытой дичи… – пусть живёт! Плодится! – на следующий год не больше, так столько же останется… – в дождь не всегда хорошо спится. – Спится крепко лишь, когда знаешь, что солнечные дни – все мои! Когда же каждый «выходной» или «отпускной» денёк напересчёт, то и сон не идёт.

– А что снилось?.. – Странно!.. – снились песни, сцена. Грезилась незнакомая девушка. Она пела душевную песню. Только пела почти в пустом зале, где почти единственным зрителем – слушателем, почему-то была именно я. – Вот и старалась улыбаться, пытаясь ободрить, воодушевить исполнителя. И не заметила, как всецело окунулась в песню, да так, что и сейчас, проснувшись, мозг подобно патефону, всё «крутит» мелодию.

Открываю глаза, а в окно смотрят покрытые золотом осени берёзы, строгие кедры, сосны с застывшими льдинками капель дождя; на бордовой и алой листве голубики сединой белеют окаменевшие, идеально круглые, капли-льдинки. Листья под тяжестью корочки прикипевшего первого льда отрываются и медленно плывут в таёжные мхи…

Ветер давно не посещал урман, поэтому лес – жёлт. Желтизна оттенилась коричневым пеплом переспевшей, перепревшей листвы. Ягельник набух от влаги, отчего заметно «подрос» – увеличился в размере, распушился. Он – почти белый, с едва уловимым бирюзовым оттенком. И ныне, контрастом, особой боровой мягкостью, смотрится среди изумрудной зелени юной поросли кедрушек и сосенок. Молодым всходам хвойников – будущего северной тайги, нет ещё и года. Позапрошлым летом урожай кедрового ореха уродился особенно обильно, поэтому и потянулись вверх бесчисленные хвойные семейки. Кедрушки всходят букетами из горсточки орехов, прикопанных запасливыми кедровками, или… – из целой шишки. Она порой прорастает кедрушками вся- из каждого зёрнышка –орешка.

Небо… – оно… – ровное, серовато-белёсое, тяжёлое, однотонное и одновременно пуховое – объёмное. Оно будто повисло меж ветвей елей, касаясь земли, цепляясь за кустарник. Сырость ощущается во всём. И водяная взвесь, и листва – всё падают, падают, падают…

Вчера над избушкой, голося, летел громадный клин гусей. – Вроде бы, ничто не предвещало холодов!– Похоже, – на севере, у Ледовитого океана, крепко запуржило! Оттого гуси в одночасье сорвались с кормовых озёр тундры и поспешили на юг. Покидать родной край птицам не хочется, – внизу – у нас, ещё стоит, прекрасная в красе золота, – осень. Здесь, как и прежде светит по-летнему солнце. – Не весь день… – в просветы! А в промежутках меж ясностью дня досаждает осенняя морось.

Гуси летят клином, собранным из мелких клиньев, – в три, четыре семейные группы. Пролетая над нашей избой, перекликаясь, перестраиваются в единый гигантский волнующийся клин в сотню птиц. Провожаю их взглядом, слушаю тревожный переклик. Через минуты птицы исчезли за вершинами кедрача, голоса стихли за болотами далеко на юге. Каждую осень перелёт птиц из наших краёв навевает неизменно особую печаль, душевную тревогу, грусть и разочарование от осознания окончания лета, от предчувствия предстоящей зимы.