Читать Невеста из Холмов

Шрифт

Интервал

Колдовские миры

Пролог

Он знал, что его сейчас убьют, как убили предыдущих четверых. Трудно сказать, как он понял, что их именно убили, – его лицо было закрыто грубой тканью, а убийца действовал тихо. Даже его шаги по камням пещеры были нечеловечески легки.

Просто дыхания вокруг становилось все меньше. На одно. На два. На три. На четыре. Дыхание сменялось особой тишиной – тишиной смерти.

Убийца уже стоял рядом. Не только связанные руки мешали умереть… ну хотя бы в драке, как достойно мужчины. Еще что-то. Какое-то колдовство, темное, тяжелое, как грозовая туча, прижимало к камню, не давало подняться с колен, гнуло голову к груди. Он пел, тщетно пытаясь перебить это колдовство, но песня умирала на губах, теряя силу.

Самой болезненной была мысль о девушке, к которой он больше не придет. Она подумает, что он обманул ее. Что нашел себе другую. Что забыл.

У девушки были медно-рыжие волосы и озорные глаза. Он все еще пел и вспоминал ее лицо, когда его дыхание оборвалось и сменилось тишиной.

Убийца бережно забрал подвеску с его шеи только теперь.

Снаружи, у входа в пещеру, на ветке ольхи с неуместной радостью и нежностью пела малиновка, мешая убийце сосредоточиться. Птичка-посланница влюбленных, птичка-проводница душ. Убийца поморщился – хватит уже этих знаков. Он, не особенно глядя, щелкнул пальцами – поток острого, режущего ветра полетел в маленькую певицу.

Две ветки ольхи дрогнули и упали наземь, срезанные как ножом, посыпались мелкие шишки. Малиновка вспорхнула и улетела. Пусть ее.

Песня самого убийцы полилась легко и победно, в ее звуках было торжество выигранного боя и неотвратимость камнепада. Он сделал то, что хотел.

Глава 1

Мир, где говорят цветами

Уходить из дома навсегда надо как можно незаметнее.

Эшлин заколола медные волосы в высокую прическу, чтобы не теребить кончик привычной косы. Иначе это слишком выдавало бы ее тревогу, что мать могла заметить. Сегодня, в день совершеннолетия наследника, когда к семье Муин рода Ежевики прибудут гости, проще всего незаметно исчезнуть.

Стоило задуматься, плетистая роза больно уколола палец. Эшлин прижала его к губам, чтобы не вскрикнуть, привлекая внимание. Ей нужна была хотя бы четверть часа в тишине и одиночестве, чтобы понять, какую глупость она задумала, ужаснуться и… отправиться по намеченному пути дальше. Без сожалений. Как и положено взрослой, хоть и юной ши.

Павильон над рекой, который украшала к празднику Эшлин, был местом величественным и изящным одновременно. С холма от павильона спускались 23 розовые мраморные ступени к пристани, а с другой стороны – пруд с красными и белыми водяными лилиями, отражавший небо. С крыши павильона Эшлин видела и сосновую рощу, и холмы вдалеке, и дорогу, которая в речной долине выглядела так нарочито, словно ребенок провел посреди картины жирную полосу ореховыми чернилами.

Эшлин перевязала палец платком и продолжила оплетать крышу павильона стеблями плетистых роз. Роза оранжевая, как тревожное полнолуние, – радость долгожданной встречи. Роза розовая, рассветная – начало чего-то нового, первый шаг дороги. Цветы имели смысл. Всегда. Цветы говорили, говорили и травы, и деревья.