В доме было тихо. Ольга сидела за пианино и лениво наигрывала простенькие мелодии, которые учила в детстве. Она пыталась что-то сочинять, но это не увлекало, а главное, не отвлекало от одной навязчивой мысли, преследовавшей с раннего утра: «Приедет он или не приедет? А может быть, пришлет записку с кем-нибудь из прислуги?»
Ольга встала, лениво потянулась и пошла в столовую; во всех движениях сквозила грациозность милой домашней кошечки. Часы пробили двенадцать раз. Был жаркий июльский полдень. В природе все замерло в ожидании вечерней прохлады, только звенела в углу одинокая муха, рассказывая о своих печалях и радостях.
На столе еще стоял самовар, не убранный после завтрака. Ольга налила себе чаю, взяла варенье. Свежесваренное, оно сохранило аромат лесной малины. Ягоды они собирали в лесу вместе с Борисом. Собственно, собирал их Борис и по одной ягодке нежно клал ей в рот, подобно заботливой маме-воробьихе, которая кормит своего воробышка. Борису нравилось смотреть на ее губы цвета этих малиновых ягод, нравилось кормить, она представлялась ему совсем маленькой и беспомощной, тогда он чувствовал себя взрослым главой семейства. Ольга смеялась, ловила ягоды на лету. Наконец эта детская беспечность и веселость утомили ее. Она ждала от Бориса решительных действий, но он не понимал этого или делал вид, что не понимает.
Вдруг, вспомнив, что маменька давно ждет их к обеду, девушка заторопилась домой. Борис что-то рассказывал ей по дороге, но она слушала невнимательно. Ее не волновали проблемы, связанные с охотой, службой и прочими чисто мужскими заботами. Ей вдруг захотелось броситься в высокую траву, раскинуть руки и лежать так, глядя в небо, на необыкновенно легкие июльские облака. Бесконечная гладь влекла за собой. Хотелось узнать: «А что же там, в небесной вышине?» «Царство Божие», – так говорила ей няня. И Ольга представляла райскую картину: солнечная поляна, вокруг деревья, не привычные для сердца березы и сосны, а южные – оливы или кипарисы, звучит тихая музыка, и люди в длинных белых одеждах медленно танцуют, играют на музыкальных инструментах. Но ей быстро становилось скучно от мыслей о такой идиллии, она легко возвращалась к своей жизни, радовалась, что может влюбляться, страдать и даже, если захочется, всплакнуть.
Маменька уже ждала их к обеду. Она была красива той увядающей красотой, которая появляется у женщин годам к сорока, когда все краски лица несколько теряют свой первоначальный блеск, но зато появляются новые, несущие в себе доброту, мягкость, житейскую мудрость. Черты лица и фигура Татьяны Николаевны заметно округлились, но это не портило впечатления, наоборот, хотелось прижаться к ней, спрятаться в складках платья и забыть все свои печали. В движениях и манерах женщины сквозила уверенность и одновременно усталость. Та легкая усталость от жизни, которая бывает лишь во второй ее половине, когда человек уже прочно ощущает свое место в этом мире. Семейная жизнь давно катится по проторенному пути, дети выросли, а муж вряд ли может чем-то удивить. В таком возрасте и происходят у женщин самые бурные и страстные романы, которые и не снились молодым.