Читать Красноармеец

Поле горело, и ветер гнал пламя на нас. Урожай пшеницы погибал, но всем было плевать. Тут лишь бы выжить. Впрочем, и поле загорелось от наших действий: мы подожгли один мотоцикл, да и бронетранспортёр рядом ярко полыхал.

Перед нашей группой стояла задача задержать противника, что мы и делали. Встав в засаде, тупо залегли в пшенице, потому что не было времени выкопать стрелковые ячейки. За нашей спиной – деревня на десяток дворов, где спешно эвакуировался медсанбат. И не уползти: немцы, оправившись от первого удара, вели активный огонь, подавляя наши огневые точки. Часто работали танковые пушки. А нас тут всего чуть больше взвода с одной сорокапяткой. Да и пушку нашу уже сбили, перекосило её, вон она, с вывернутым колесом. Из-за щита виднеется окровавленная кисть убитого бойца из расчёта.

А следом за пламенем на нас двигались и немецкие танки. Это «чехи», их уже знакомые клёпаные силуэты. Многие из наших парней вскакивали, не выдерживая вида огня, идущего на нас стеной. А я пока продолжал стрелять из своей СВТ. Левый фланг засады был не так задымлён, что давало возможность видеть перебегающие фигуры немцев. Это, похоже, вермахт, а не СС, с которыми мы дрались всего каких-то два часа назад. Впрочем, после того боя от сорок пятой стрелковой дивизии, где я был приживалой, осталась едва половина полка.

Я отложил винтовку (все магазины уже расстрелял, перезарядить нужно), достал из своего хранилища немецкое ПТР и прижался щекой к прикладу. Оно единственное в нашей группе. Впрочем, о нём никто не знал, это мой недавний трофей. Но сейчас без этого ружья уже никак.

Прицелившись, я выстрелил, и ружьё отлично показало себя против брони «чехов»: первая пуля, пробив лобовую броню, сгинула внутри. Хотя машина оставалась на ходу, экипаж вскоре полез наружу: на донышке пули была смесь слезоточивого действия, она их и выгоняла. А тут я и второй подбил. Из пяти оставшихся ещё три подбили и подожгли наши артиллеристы, пока их самоходка не накрыла. Остальные наши выбивали пехоту и танкистов.

Тут немцы начали садить миномётами. И, должен сказать, я словно что-то почувствовал. Только и успел дёрнуться. Хотел перекатиться, а тут меня как раз накрыло и тут же выбило из сознания. Если бы я не промедлил, убирая оружие в хранилище, может, шанс бы и был.

Была ночь. Я сидел на берегу реки и, задумчиво кидая камешки в воду, размышлял. Знаете, хоть с магами я знаком, это у меня первое перерождение. Даже предположить не мог, что умру и очнусь в теле молоденького, восемнадцатилетнего бойца. Парня звали Герман Одинцов. Это ещё нормальное имя, мои родители мне тоже дали редкое – Добрыня.

Думаю, пока сижу тут на реке, находясь в самоволке, стоит описать, что происходит, а то непонятки со всех сторон. Зовут меня Добрыня Никитич (смеяться не надо, да и привык я уже), а фамилия самая что ни на есть обычная – Иванов. Родился и жил в Казани, да и после армии туда вернулся, там и помер. Странная была смерть, хотя я даже испугаться не успел. Лифт вдруг рванул – похоже, оборвались тросы – и с двадцатого этажа ухнул вниз. В общем, шансов у меня на моём шестидесяти четвёртом году жизни не было. Хорошо один в кабине был, пока поднимался на свой двадцать второй этаж. В этом новом доме (четыре года, как сдан – считай, новый) у меня была квартира.