Брумвальдский мёд
В далёком царстве, в великом государстве, в дворце брумвальдском давали бал.
Пять лет назад закончилась война. Люди танцевали и славили царя. Играла музыка. Во главе огромного стола сидел коронованный брумвальдским железом князь-захватчик, князь-предатель, князь-освободитель, черный мечник – царь всея двумирья, его глаза – горный лёд, его пальцы венчают медвежьи коготки, его жена – птичья чародейка, отмеченная лесом.
Царь поднимается, и музыка стихает. Красное вино играет в гранях тонкого хрусталя. «Во славу двух миров!», – говорит он громогласно, и зал тотчас наполняется довольным гулом, смехом, перезвоном.
Без малого семь лет страну терзали междоусобицы. Княжества и графства по обе стороны Кромки отправляли своих людей на смерть. Старый царь медленно сходил с ума. Сгорали города, войска пропадали в тумане Кромки, и дети рождались, отравленные магией. Мало кто помнил, с чего началась эта война. Мало кто видел, как вели на плаху, вступившегося за свой народ наместника, с той стороны от царя. Мало кто знал, отчего все повторяется вновь и вновь: правители сходят с ума, простые люди теряют кров, хлеб и любимых.
Пять лет назад князь из Кирии, из дальнего холодного края, завершил войну и объявил себя царём.
Царь встал, он вышел из-за стола, кудрявый, статный в кафтане из черного бархата, расшитого золотыми нитями, на голове острозубая железная корона, с короны на маленьких цепях стекают, одетые в металл слёзы-камушки полупрозрачные, а на каждом камушке да над каждым зубцом клубится-нависает тьма.
Царь говорит и люди слушают его, и люди верят, ведь он принёс им мир, и новый день принесёт им свет. Но сквозь торжественную музыку во дворец натекает страх.
Царь снимает с головы венец. Он медленно идёт по залу. Застыл в безмолвии народ. Лишь царица следует за ним. Всюду пахнет хвоей и железом. Они выходят на балкон. Темный город полон праздничных огней. На площадях танцуют люди и льётся пряное вино. Но воздух полон горьких чар, и тьма лежат на царских плечах, и тьма стекает с железных зубьев царского венца: украденная мощь, магия, некогда переплавленная в корону, корона, долгие столетия, сводившая царей с ума. Он смотрит в ночь, царь помнит, что обещал у самой кромки дремучего Линьского леса, когда три дороги сошлись в одну, когда отмеченная птичьей магией приняла его.
Она берёт его за руку и говорит: всё будет хорошо и улыбается, как он когда-то ей улыбался. С безлунного черного неба на них смотрят белые звёзды.
«Пора», – объявляет царь и отпускает корону, и магия стекает с его рук. Он дышит быстро, холодный воздух обжигает и чары обжигают. Он больше ничего не видит, кругом темно, а где-то шумит лес.
«Дыши! – просит она. – Во имя Рьялы, открой глаза!». Он открывает.
Корона.
Корона тянется к нему. Но нужно отпустить. Он знает, нужно. Он опускает, и магия отпускает его. Корона падет на плиты, а в городе гремит салют. И неужели ничего не вышло? Но как давно ему не было так легко! Так тихо. Тихо-тихо. И ничего не давит на виски. Он снимает с шеи амулет, что все эти годы хранил его от безумья. И ничего. И тихо, и тихо-тихо кругом. Только из зала слышится музыка, хохот и звон.