роман без начала
– Че смотрите?.. Не впечатляю?..
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Коробка Пандоры или Arm, abersexy
– Че смотрите?
Другого начала не было.
Была только «Плюшка», эта странная кольцевая неподалеку от Ку‘Дамма.
Ее достроили недавно. Город у нас здоровенный и это только так говорится, что легкий на подъем. Один из наших мэров вообще говорил про него: бедный, но сексуальный – arm, abersexy. Так и сказал.
Но дело не в том, что стройки тут и без коронавирусов длятся бесконечно – вон, в самый разгар пандемии открыли кольцевую, а все даже не поверили. И не в том, что моя проектная контора не выиграла того тендера – что странная она – это я не из зависти так говорю. Нет, не в этом дело.
Дело в том, что у кольцевой этой форма восьмерки. Глянь сверху – увидишь красивую, непривычную в градостроительном дизайне Бесконечность. Я называю ее «Плюшкой» или Plunder – смотря, с кем разговариваю. А то Бесконечность, то есть, Unendlichkeit – это ж долго слишком. А местное берлинское наречие любит поприкалываться c легкостью, оставаясь при этом серьезным. И на все находит простое, но хлесткое название.
«Плюшка» совсем близко от работы, там рядом моя станция.
Бесконечность. Мне скоро выходить – сейчас опять ее увижу.
– …Че смотрите?..
Да нет, сейчас я мало что вижу. Не потому, что теперь самый центр и мы под землей – просто глазам не хочется смотреть, и я их то и дело закрываю. Недосыпы-переработки, питание однообразное, все больше разжиженным кофеином. Есть такая стадия усталости – беспомощность. По-моему, у меня сейчас так.
Еще, по-моему, только что сотка потренькивала, а я не взяла опять. Устала бесконечно. Плюшечно. Пасую перед банальными вещами. Не потому, что надоело – нет сил нажать на кнопочку наушника. Не вру.
Смотрю на сотку – молчит, зараза.
– Че смотрите?
Мужской голос говорит по-русски, а я до того устала, что теперь только услышала.
– Я на вас не смотрела, – отвечаю также по-русски.
– Мгм. Эт правильно.
Если «эт правильно», тогда я просто обязана взглянуть, хотя бы ему назло.
Взглянула.
Видимо, лицо надо было сделать попроще.
– Не впечатляю? Блять, ну телка кинула. Че, по мне видно, да?
Решаю, что благоразумнее не отвечать.
– Киданула, сука. Все бабы – суки.
Его глаза яростно жгут меня – волком смотрит. Серым волчищем. Глаза, что ли, серые?
Присматриваюсь: нет. Это я придумала, что серые, потому что они… серые. Но с янтарным блеском. Да, волк. Чертовщина какая-то.
От него несет куревом, сам какой-то взъерошенный. Помят, щетина, едва уловимый перегар – и все-таки не бомж вроде. Молодых русских бомжей я здесь не видела.
Я не морщусь, не пересаживаюсь – и не боюсь ни капельки. Наоборот, нахожу его забавным. Он угрюм, обижен, вот и покусывается. Как будто жалуется, что обидели его. Ну как его, такого, бояться?
– Все суки, – не унимается он. – Думаете, не так? «Так-мне-и-на-а-адо?» По вам видно – думаете.
– Ничего я не думаю, – произношу, откидывая назад голову. – Устала думать. А насчет сук – так это вам видней.
Он вдруг резко всхохатывает, и огонь в его глазах уже больше не яростный – он веселый такой:
– Браво, детка. Страйк.
– Чего это вы со мной фамильярничаете… и тыкаете мне… – даже не спрашиваю его –устало-оглушенно констатирую факт.
– Тыкаю? А это мысль… Чего?