Возможное и невозможное…
– Это что, рок?
Выражение лица у налогового инспектора (Эстрадин В. В., значилось в электронном удостоверении) было такое, словно он перепутал конечный пункт назначения и вместо КОПРа по ошибке попал в концертный зал. Он даже головой мотнул, отметая экспрессию ритма. Правда, и цехом назвать то, что он увидел, было трудно.
– Rasmus, «First day of my life», – подтвердил Болтышев, – классика жанра.
– Вы с ума сошли, – в голосе чувствовалось раздражение, – нельзя ли убрать безобразие из эфира?
– Музыка – всего лишь фон, но если она мешает… – директор КОПРа нажал чуть заметную кнопку на шлеме инспектора, – …нормально?
Тот кивнул.
– Сколько роботов в стае?
– Пятьдесят четыре.
– Три цеха – это сто шестьдесят две ши-единицы, – налоговик что-то прикинул в уме, – интересно получается. В последних отчетах фигурирует на сотню больше.
Глянул ехидно. Директор ответил спокойно:
– Все верно, три стаи плюс роботы, занятые производством «соло». Всего двести шестьдесят один робби. Все задекларировано КОПРом в соответствии с законом, что-то не так?
– «Соло»? Хорошо, еще сотня. Итого – двести шестьдесят две единицы. Опять неувязочка.
– Да, там минус один… он ушел, но вернется.
– Вот как? Значит, есть что-то вне вашего контроля, разберемся, – заверил инспектор, – государственные деньги любят учет. Для кого-то космос – цель, для кого-то – источник заработка.
– …если космос – болото. При наличии течения застой исключается, но тем больше естественных врагов! – голос директора звучал сухо, он понимал, что едет по встречной. – Юганов вам все покажет, а мне нужно работать. – Отвернулся. «Здесь тяжкий дух», – мелькнули строки, словно с появлением инспектора стало труднее дышать.
Болтышев не первый год руководил КОПРом. И не первый год встречал… и провожал. Что ж, открытого столкновения он пока избежал. И это – едва начав общение. Разве может быть директор КОПРа заискивающе-льстивым?
Угождать?! Никогда!
Не обращая внимания на видимое недовольство незваного гостя, он направился к одному из своих ребят – тот уже несколько минут подавал знаки, смешно размахивая руками. Услышал по общей связи, как налоговик попросил Юганова «поскорее вернуться в контору».
Болтышев пересек пространство между космопарой, доставившей их на смотровую площадку, и пузырем управления, на крыше которого, заякоренный, стоял Влад Санин.
Закрепился рядом – специальные захваты для ног устойчиво держали на крыше-якоре.
Литейный цех в космосе можно назвать цехом лишь условно. Как и происходящий в нем процесс – литьем. Ты не на Земле.
Здесь, среди звезд, говорят «творить литье».
Здесь нет границ. Есть Солнце, Земля, Космос. И стая роботов-ши.
КОПР (космическое производство) – это симбиоз мысли и пространства. Их полное взаимопонимание.
Ши и запрограммированы так, чтобы создать коллективный разум. Все, как у обычной земной стаи – то же поведение, та же способность к взаимодействию. Cлабые и беззащитные поодиночке, несколько десятков робби, наделенные мини-интеллектом, способны самостоятельно вести процесс литья. Легко. С огоньком. С задором.
Болтышев подошел вовремя – стая как раз готовилась к началу новой отливки.
Кто-то вернул в эфир рок. Врубил на полную. «We are» Ana Johnssons’ звучал, как протест.