Читать Мортон-Холл. Кузина Филлис

Впервые покинуть отчий дом и поселиться вдали от родителей – большое событие в жизни юноши. Невозможно описать, как доволен и горд я был в свои семнадцать, став хозяином треугольной каморки над кондитерской в Элтеме[1], главном городе одного из наших северных графств! В тот день после обеда отец оставил меня там одного, на прощание сделав несколько простых по сути, но внушительных по тону наставлений, дабы я не сбился с пути в своей новой, самостоятельной жизни. Меня определили в помощники к инженеру, подрядившемуся проложить короткую железнодорожную ветку из Элтема в Хорнби. Место я получил стараниями отца, и по статусу оно было выше того положения, какое занимал он сам, вернее сказать – выше того, какое обыкновенно занимает человек его происхождения и воспитания, ибо отец мой в глазах сограждан с каждым годом становился все более заметной и уважаемой фигурой. Механик по профессии, он был прирожденный изобретатель, невероятно настойчивый в достижении цели, благодаря чему сумел внедрить несколько важных усовершенствований для железных дорог. Изобретал он отнюдь не в погоне за прибылью, хотя от вознаграждения, которое ему по праву причиталось, благоразумно не отказывался. Вы спросите, что, если не деньги, побуждало его воплощать в жизнь свои замыслы? Отец объяснял это просто: пока идея не реализована, она не дает ему покоя ни днем ни ночью. Впрочем, довольно о моем дражайшем батюшке. Добавлю только, что счастлива та страна, где много подобных ему.

Отец был потомственный и убежденный индепендент[2]. Именно этим обстоятельством объясняется его решение поместить меня в комнатушке над кондитерской: лавку держали родные сестры нашего приходского пастора, и одно это должно было уберечь мою нравственность от соблазнов города, когда у меня появится возможность безнадзорно распоряжаться собой и своим жалованьем – без малого тридцать фунтов в год!

Поездке в Элтем отец отвел целых два драгоценных дня и даже надел по такому случаю свое лучшее платье. Сперва он препроводил меня в контору, где познакомил с моим новым начальником (который считал себя обязанным отцу за какую-то своевременную техническую подсказку), затем мы нанесли визит пастору небольшой элтемской общины индепендентов, после чего отец спешно простился со мной. Как ни жаль было расставаться, я втайне радовался, что отныне сам себе господин. Распаковав плетеный короб с провизией, которую собрала для меня матушка, и обнюхав горшочки с припасами, я ощутил себя полноправным хозяином несметных богатств, которыми можно распоряжаться по собственному усмотрению. Прикидывая в уме, на сколько потянет домашняя ветчина, я уже предвкушал нескончаемые пиршества, но главное удовольствие, повторюсь, мне доставляла мысль, что всеми этими яствами я могу лакомиться когда захочу, без спросу и оглядки на других, пусть даже согласных мне потакать. Съестные припасы я убрал в маленький угловой буфет: моя каморка сплошь состояла из углов, и, соответственно, все помещалось в углу – камин, окно, шкаф, – а в центре помещался только я сам, да и то с трудом. Откидной стол примостился прямо под окном, выходившим на рыночную площадь, так что моим предполагаемым ученым занятиям, ради которых отец раскошелился на жилье с «гостиной», грозила нешуточная опасность – попробуйте не отвлечься от книг на кипучую жизнь уличной толпы! Завтракать и обедать я должен был вместе с двумя престарелыми сестрами Доусон в их крошечной столовой позади треугольной лавки внизу, а вечерний чай или ужин устраивать самостоятельно, поскольку никто не знал наперед, в какое время я буду приходить со службы.