Читать Рассказы советского заключенного

Я родился в Смоленской области 24 июня 1960 года в семье крестьян. В 1974 окончил восьмилетнею школу в Харьковской области, на этом моё образование на воле закончилось и понесла меня судьба по тюрьмам и зонам в разные республики Советского союза. Тогда я даже представить себе не мог, через какие испытания мне предстоит пройти в местах лишения свободы, с какими зэками мне предстоит жить в колониях, в одной камере и в одном бараке.

Свой первый срок в виде пяти лет лишения свободы я получил в Харьковской области Двуречанского района село Мануиловка в 1978 году 20 сентября, суд был показательным и в связи с этим срок назначили для первоходника огромный. Я понятия не имел что такое тюрьма, что такое этап, что такое столыпин, мне деревенскому пареньку, даже в голову не могло прийти, что существует огромная организация с многотысячным штатом сотрудников, которые бдительно наблюдали как идёт перевоспитание осужденных арестантов в ИТК. После суда мне на руки одели наручники и под конвоем доставили в райотдел милиции и поместили в камеру предварительного заключения, в этой камере я испытал первый шок от увиденного, в камере почти не было света, стены были отштукатурены так, чтобы было не возможно на них что то написать или прислонится спиной и смрад, вонь от параши и присутствие вшей подействовало на меня так, что моя дальнейшая жизнь потеряла для меня смысл, я был полностью деморализован, но это были только цветочки, а ягодки меня ждали на Харьковской тюрьме, именно там был настоящий ад на земле. Тюрьма гудела, стонала круглые сутки, стук и звон чашек, когда баландеры развозили на тележках баланду, так называемую пищу для арестантов, от которой исходил отвратительный запах и первое время мой организм не мог принимать такую пищу, но голод заставил меня кушать эту отвратительную пищу. Камеры были рассчитаны примерно на 50 арестантов, но они всегда были переполнены, приходилось спать по очереди. Тому, кто не был в тюрьме трудно представить себе какая вонь стояла в камерах от немытых потных тел, от дыма махорки, эта вонь въедалась в стены и избавиться от неё было невозможно. И вот я деревенский пацан, далекий от арестантской жизни, первый раз зайдя в такую камеру на время был парализован от увиденного ужаса и все находящиеся в камере заключенные смотрели на меня так, что мне казалось, они прожигают меня насквозь. Всё оказалось проще, они смотрели на мой мешок, в котором была еда, папиросы и сменное белье, каждый из них видел во мне булку с маслом и мысленно уже разделил мой мешок с едой и вещами.

Один из арестантов спросил меня о том, кто я, откуда я, и по какой статье осуждён. Я чётко ответил на его вопросы и, на моё счастье, в этой камере оказался мой земляк, который взял надо мной опеку и начал учить меня арестантской жизни, за что я ему до сих пор благодарен.

Так как камера была транзитной, в ней были собраны все заключённые и уже судимые и те, кто находился под следствием. Все ждали этап, кто в зону, кто на суд по месту совершения преступления, в их числе я тоже следовал на Полтавскую тюрьму.

Распорядок дня в тюрьме был такой: в шесть утра подъём, поход в туалет, далее надо было привести в порядок своё спальное место на нарах, затем баландёры в сопровождении дубаков начинали развозить пайку. Пайка состояла из черного тюремного хлеба, который потом в камере надо было поделить на одинаковые по весу куски, так же в пайке была жидкая каша из сечки или пшена, суп, если эту жижу можно назвать супом, двадцать грамм сахара и кипяток.