Сказки, вошедшие в эту книгу, сочинил замечательный русский писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852–1912). Коренной уралец, он бесконечно любил свой край. Знал, чувствовал, ощущал близость к загадочной и суровой природе Урала, ценил твёрдость характера, выносливость земляков, гордился душевной привязанностью к ним.
Его романы и повести, рассказы и очерки знают и любят взрослые читатели. Но и детям хорошо знакомо его имя. «Алёнушкины сказки», «Емеля-охотник», «Зимовье на Студёной», «Приёмыш», «Серая Шейка» – эти сказки и рассказы ребята с удовольствием слушают и читают.
Дмитрий Наркисович любил писать для детей. Ему очень хотелось, чтобы дети, читая книжки, учились видеть и понимать красоту природы, отличать добро от зла, чувствовать выразительное, меткое русское слово.
I
Первый осенний холод, от которого пожелтела трава, привёл всех птиц в большую тревогу. Все начали готовиться в далёкий путь, и все имели такой серьёзный, озабоченный вид. Да, нелегко перелететь пространство в несколько тысяч вёрст[1]…
Сколько бедных птиц дорóгой выбьются из сил, сколько погибнут от разных случайностей, – вообще было о чём серьёзно подумать. Серьёзная большая птица, как лебеди, гуси и утки, собиралась в дорогу с важным видом, сознавая всю трудность предстоящего подвига; а более всех шумели, суетились и хлопотали маленькие птички, как кулички-песочники, кулички-плавунчики, чернозобики, черныши, зуйки. Они давно уж собирались стайками и переносились с одного берега на другой по отмелям и болотам с такой быстротой, точно кто бросил горсть гороху. У маленьких птичек была такая большая работа… Лес стоял тёмный и молчаливый, потому что главные певцы улетели, не дожидаясь холода. – И куда эта мелочь торопится! – ворчал старый Селезень, не любивший себя беспокоить. – В своё время все улетим… Не понимаю, о чём тут беспокоиться. – Ты всегда был лентяем, поэтому тебе и неприятно смотреть на чужие хлопоты, – объяснила его жена, старая Утка.
– Я был лентяем? Ты просто несправедлива ко мне, и больше ничего. Может быть, я побольше всех забочусь, а только не показываю вида. Толку от этого немного, если буду бегать с утра до ночи по берегу, кричать, мешать другим, надоедать всем. Утка вообще была не совсем довольна своим супругом, а теперь окончательно рассердилась:
– Ты посмотри на других-то, лентяй! Вон наши соседи, гуси или лебеди, – любо на них посмотреть. Живут душа в душу… Небось лебедь или гусь не бросит своего гнезда и всегда впереди выводка. Да, да… А тебе до детей и дела нет. Только и думаешь о себе, чтобы набить зоб. Лентяй, одним словом… Смотреть-то на тебя даже противно!
– Не ворчи, старуха!.. Ведь я ничего не говорю, что у тебя такой неприятный характер. У всякого есть свои недостатки… Я не виноват, что гусь – глупая птица и поэтому нянчится со своим выводком. Вообще моё правило – не вмешиваться в чужие дела. Зачем? Пусть всякий живёт по-своему.
Селезень любил серьёзные рассуждения, причём оказывалось как-то так, что именно он, Селезень, всегда прав, всегда умён и всегда лучше всех. Утка давно к этому привыкла, а сейчас волновалась по совершенно особенному случаю.