Читать Военком и другие рассказы

― Нет, и не упрашивайте, не стану! ― майор Лозанюк решительно провел рукой горизонтально полу на уровне собственного живота.

Потом рука на секунду зависла, Лозанюк махнул ей, сказал:

– Эх! Ну, разве только пригублю, чуток.

Взял большим и средним пальцами граненый стакан, наполненный доверху коньяком, оттопырил мизинец, поднес все это к губам и замер.

Локоть ушел в сторону, часть руки от кисти до локтя вытянулась параллельно столешнице, загруженной снедью. Маленький, в его ручище двухсот пятидесятиграммовый стакан блеснул донышком с ни кем не читаемой выдавленной в стекле надписью и был аккуратно поставлен рядом с тарелкой холодца.

– Прохладненький, ― сообщил он Егору Тимофеевичу.

Тот кивнул, выпил и поставил свою стопку рядом с майорской. По запотевшим граням потекли капельки. Стакан и стопка как будто копировали обличие майора и хозяина. Грузного и высокого зам. начальника военкомата и мелковатого главного инженера рыбозавода Коростелева.

– Григорий … ― начала говорить жена хозяина.

– Степанович. – Подсказал майор.

– Закусывайте, – жена вздохнула – Григорий Степанович, на здоровье.

– Благодарствуйте, ― сказал зам. военком, но остался стоять.

– Присаживайтесь, пожалуйста, ― снова затараторила женщина.

Майор крякнул, вздохнул, присел на стул. Тот скрипнул и замолк. Замолкли все за столом.

–Так говорите, прибаливает сынок? ― сказал зам райвоенкома.

Жена пожала плечами, глянула на мужа и промолчала.

Егор Тимофеевич покраснел.

– Лечение нынче сложно. Хороших врачей мало. Они дорогого стоят, ― продолжил майор, поддел вилкой кусок холодца, плюхнул на свою тарелку, а оттуда переправил в рот. – По себе знаю.

– Сколько? ― тут же влезла хозяйка.

Майор укоризненно поглядел на хозяина и покачал головой.

Егор Тимофеевич тоже покачал головой и сказал?

– Катя, ты бы поглядела на кухне, как бы мясо не подгорело.

Та закивала головой и, пятясь, чтобы не повернуться к гостю спиной, оставила мужчин вдвоем.

– Распустил ты её, ― сказал Григорий и показал пальцем на дверной проем.

Хозяин согласно вздохнул. Разлил коньяк, они чокнулись. Выпили. Потом еще раз.

– Хотя в оправданье тебе могу сказать, что моя такая же гадюка. Представляешь, ― Григорий от нахлынувшего возмущения развел руки в стороны, ― Три года назад возвращаюсь я из госпиталя, а эта гадюка поняла, что денег особых нет, скривила тоненькие свои губёшки и говорит: «Другие из горячих точек с деньгами возвращаются, а ты только со шрамами».

– Ни хрена себе, ― опешил возмущенный Егор, ― а ты?

– А я, ― майор вытер пот с лица, ― я, как вмажу ей. Со всего маху. Дверью саданул и в комендатуру ушел. Через день является, с фингалом: «Гришенька прости, я это не подумавши, с дуру, я тебя люблю, возвращайся домой».

– Простил?

– Простил, ― вздохнул Григорий, поднял кверху толстенный, размером с сук дерева, указательный палец, ― но запомнил.

И спросил:

– А твоя-то, как?

Егор Тимофеевич, вздохнул, махнул рукой, налил себе и гостю коньяк и выпил.

Выпил и майор. Тоже вздохнул и протянул:

– По-нят-нень-ко.

Потом они выпили еще раз, уже понемногу, по маленькой стопке и Лозанюк сказал:

– Тимофеич, ты мужик толковый. Свой! И в городе, и в районе и вообще тебя уважают. И военкомату помогаешь. В прошлом году крышу помог перекрыть. И вообще. Сына твоего мы отмажем. Запихну я его личное дело так, что никто сроду не отыщет. Не переживай. И ничего тебе это стоить не будет. Разве что захочешь от своей скарлатины чего заныкать, то по секрету скажешь, что мол так и так, передали туда, майор показал пальцем на потолок, столько-то. И добавь, что ежели проболтается, то сына враз призовут. И тебе польза будет, и она не сболтнет.